Впереди дальняя дорога

Проснулся по-обычному рано, с распухшей головой, кислым ощущением во рту, наверное, от выпитой на голодный желудок водки. Из того, что снилось, ничего сколько-нибудь толкового не запомнилось, В ванной я встал под холодный душ, старательно вычистил зубы, прополоскал содой рот. Но легче не стало, голова все так же болела, а кислый вкус во рту не проходил.

В доме — ни звука, все еще спали.

Я вышел на крыльцо и увидел отца в рабочем комбинезоне. Он возился у клумб с гладиолусами. Их темно-зеленые узкие листья вытянулись из земли лезвиями кинжалов.

Мы пожелали друг другу доброго утра.

— Чего вскочил? — спросил отец, оглядывая меня подозрительно.— Ведь вернулся поздно. Или куда собрался?

— Не спится что-то.

Я присел на сырую от росы скамейку и закурил.

Тишина... Даже рыба еще не плескала. Виднелись неподвижные рыбачьи лодки, разбросанные по всему пруду. От утреннего холода я поежился.

Тоня до сих пор стояла перед глазами. Опять в подробностях виделся весь вечер... Какая она разная — одна, поддавшись порыву, читала: «Приедается все. Лишь тебе не дано примелькаться...» и вчера — водка, стаканы, хмельной взгляд. Взрыв презрения ко мне.

Рассказать отцу о вчерашней встрече? Зачем? Не стоит, надо и самому скорее забыть о ней.

В калитку вошла почтальонша Клавдия Ивановна. Много лет она разносит почту по нашей улице. Лицо у нее серое без румянца, щеки запавшие, а глаза добрые и голос приветливый:

— С праздником! — торжественно сказала Клавдия Ивановна, складывая на скамейку тяжелую сумку и пачку газет и журналов, перевязанную шпагатом.

— С каким это праздником? — удивленно уставился на нее отец.— Не припоминаю, какой сегодня может быть праздник.

— Да сирень же расцвела! Ни у кого еще нет, а у вас вон как распушилась. Дух на всю улицу.

— Фу, нечистая сила! — развеселился отец.— Даже напугала. Ну, спасибо! Спасибо, Клавдия! — Отец сиял от удовольствия.— Тебе, Клавдия, верить можно. Все уличные дела у тебя на виду. Придется подарить веточку.

— Да не к тому я,— застеснялась Клавдия Ивановна.

— К тому или другому, а без веточки не выпущу.

Отец сходил на балкон за садовыми ножницами и отщелкнул для Клавдии Ивановны с куста пышную цветущую ветвь.

— Только уговор,— шутливо обратился он к ней.— Не болтай, кто подарил. Узнают — набегут, к вечеру от куста ничего не останется.

Клавдия Ивановна выложила на стол газеты, журналы и дала книжку расписаться в получении заказного письма.

— Взгляни — кому? — попросил отец, протягивая мне конверт.— Очки в доме оставил.

Письмо было адресовано тете Наде, отправитель — мой брат Борис.

— Что?! — Отец поспешно выхватил из моих рук письмо и растерянно смотрел на меня.— От Бориса?

— Тете Наде,— повторил я.

— Забыла уж она, когда Борис писал,— пробормотал отец, вертя конверт, словно он жег его руки.— Паршивец такой! Что же делать?

— Отдать письмо тете Наде.

Отец с укором посмотрел на меня.

— Легко сказать... Не жду доброго от Бориса. Только-только Надежда начала успокаиваться. Чего ему теперь от нее надо? Иное письмо может, как молотком, по голове стукнуть. Хоть тебе он брат, а мне сын — лучше ему не вспоминать нашего дома.— В голосе отца слышалась скрытая боль.— Жену забыл, про ребенка не вспоминает. Держит Надежде руки связанными. Порядочно это? Она не человек? Зачем же он так?

И замолчал, насупившись.

Присел к столу, опять повертел конверт в руках и положил на стол подальше от себя.

Впервые со дня моего возвращения из армии домой отец заговорил о Борисе. Я даже не знал, как он относится к нему. Но понимал, что это запрещенная в доме тема. Катя же, конечно, была не права, когда говорила, что отец закрыл на все глаза, трусливо спрятался.

Мне стало жалко отца. Борис ему такой же сын, как и я. Разве легко ему было сказать, что лучше бы забыл Борис про тетю Надю и про наш дом? Может, жалеет, что эти гневные слова вырвались при мне?

Хотя был сравнительно ранний час воскресного утра, дом начал просыпаться.

На крыльцо, только что, приняв душ, с пушистым полотенцем на плечах вышла тетя Надя.

— Доброе утро! — издали свежим голосом окликнула она нас.— Гриша, с приездом! Отбыл трудовую вахту?

Сегодня, отдохнувшая, тетя Надя выглядела хорошо и была в добром настроении. Лицо после сна и душа розовело, губы яркие, глаза чистые и улыбчивые.

— Что это? — радостно воскликнула она.— Сирень зацвела! Да какая чудесная.

Она подошла к кустам. Нагнула ветку и, стряхнув росу, прижалась лицом к цветущей кисти.

Отец, хмурый, молчаливо следил за ней.

— Надежда! — строго окликнул он.— Тебе письмо.

— От кого?

Она взяла конверт. Лицо ее дрогнуло. Она кинула на нас быстрый взгляд, вытащила из волос шпильку, аккуратно надорвала ею конверт и вынула сложенный вдвое листок.

Отец смотрел на нее.

Неторопливо дочитав письмо, тетя Надя беспечно улыбнулась ему.

— Вот и собрался... Пишет, что возможно скоро приедет. Вспомнил про нас...

Небрежно положив на стол конверт с письмом, тетя Надя пошла в дом.

— Видел? — горько спросил отец.