Впереди — Днепр!

— Нет, Андрей Николаевич, возразил подполковник, — это не просто оптимизм, а, видимо, итог всего, что пережито. Может мне так довелось, но с первого дня войны я попадал в такие места, где считали каждый патрончик, а уж про оружие, про людей и говорить нечего. А теперь? — показал он на расчет сил и средств для наступления на Орел, — не пушчонки и танки отдельные, а целые бригады артиллерийские, полки и даже целая армия танков. И не бумажные цифры, а реальность. Я все это своими глазами видел и даже не вытерпел — многое руками пощупал. А у нас еще сил не так много, у наших соседей, у третьей армии и у одиннадцатой гвардейской — больше. Тут даже самый отъявленный скептик в оптимиста переродится.

— А с планом третьей армии вы знакомы?

— Наши армии наступают по общему плану. В принципе все одинаково, только сил у них побольше.

— Так что, может мне не летать в третью армию, а сразу в одиннадцатую, к генералу Баграмяну? — в раздумье проговорил Бочаров.

— Конечно, — поддержал Гавриков, и достал из сейфа светлую папку, — вот копия плана наступления третьей армии. Берите и знакомьтесь. А про одиннадцатую, простите, сам знаю только в общих чертах.

— Да, — согласился Бочаров, — придется у вас переночевать и утром сразу к Баграмяну.

Глава тридцать восьмая

Десятого июля под вечер генерал Федотов получил приказ передать мотострелковой бригаде часть полосы обороны дивизии и, сосредоточив все свои силы на оставшемся участке, не допустить прорыва противника в направлении железнодорожной станции и поселка Прохоровка. Прочитав приказ, он облегченно вздохнул. Произошло именно то, о чем думал он с самого утра. За шесть суток непрерывных боев части дивизии так ослабли, что в двух полках стрелковые подразделения пришлось свести в один батальон. И только один полк Поветкина, получивший пополнение сразу же после выхода из окружения, имел два батальона, да и те по численности немного превышали нормальную роту. Не лучше было и с артиллерией. Выдержать бешеный натиск противника такими силами в прежней полосе обороны дивизии было просто физически невозможно. Теперь же положение менялось. Высшее командование, словно угадав мысли Федотова, облегчило его положение.

Бесконечно длинный, прокаленный немилосердно палившим солнцем июльский день клонился к вечеру, но изнурительная духота не спадала, еще сильнее разморяя и так истомленных людей.

«Ну хоть бы на минутку брызнул дождь», — расстегивая мокрый воротник кителя, подумал Федотов. И вскоре, словно отвечая его мольбе, по болезненно-розовому небу потянулись редкие, явно дождливые облака.

«Что же еще загадать? — шутливо подумал Федотов. — Может время наступило особенное — что ни захочешь, то сбудется».

— Вот хотя бы полк противотанковый на усиление, да минеров с минами пусть две или даже одну роту прислали, — вздохнув, вполголоса проговорил он. И опять, как по волшебству, мольба его еще засветло исполнилась. Прямо из фронтового резерва в его распоряжение прибыл не полк, а целая противотанковая артиллерийская бригада, еще свеженькая, только что вернувшаяся с формирования, а вслед за ней командующий армией прислал минно-заградительный инженерный батальон.

Едва успел Федотов поставить задачи артиллеристам и саперам, как позади его наблюдательного пункта зашумел мотор тяжелого автомобиля и минуты через две в окоп ввалился громадный человечище в авиационном шлеме.

— Разрешите, товарищ генерал, — гулко пробасил он и, не ожидая ответа Федотова, представился:

— Полковник Столбов, заместитель командира авиационного корпуса. Прибыл к вам по приказу командующего воздушной армией для авиационного обеспечения вашей дивизии.

— Очень рад, очень рад, — снизу вверх глядя на авиатора, долго тряс его руку Федотов. — Располагайтесь, пожалуйста, присаживайтесь, может чайку хотите, мне только что принесли. Поостыл, правда, но вкусный.

— Спасибо, — прогудел полковник, — чаем особенно не увлекаюсь, больше предпочитаю водичку ключевую, да посущественнее чего-нибудь, вроде порционной белоголовки или коньячку хотя бы моих звездочек, что на погонах.

— Последнего нет, а порционная всегда найдется, — совершенно серьезно ответил необычайно раздобревший Федотов.

— Спасибо, спасибо. В жару не переношу, при холодах употребляю только. Мне бы, товарищ генерал, свою машину с радиостанцией где-то поблизости поставить надо, чтобы с вами рядом быть и авиацией управлять.

— Эх, черт возьми, — сожалеюще проговорил Федотов, — местность-то здесь неподходящая: равнина, как стол, вокруг — ни овражка, ни балочки.

— Ничего, — добродушно успокоил авиатор. — В приволжских степях не слаще было. Мне бы в помощь радистам саперов с десяток или на крайность пехотинцев, одним словом, руки рабочие с большими лопатами. К утру так зароем мою халабуду, только антенна будет торчать.