Впереди — Днепр!

— Вот что, товарищ Бочаров, — поздравив молодого генерала, сказал Ватутин, — предшественник ваш оставил не весьма лестное наследство. Штаб неслажен. Люди там хорошие, но работают вразброд. А для штаба самое главное — четкая слаженность и полная взаимозаменяемость. Наведите порядок, поднимите людей, сцементируйте их вокруг себя. И все это нужно сделать на ходу, во время наступления. Видите, — показал Ватутин на карту оперативной обстановки, — на всем фронте наши войска полным ходом к Днепру устремились.

— Настоящее половодье, — вставил Хрущев.

— Именно половодье, — согласился Ватутин, — и этим половодьем нужно умело управлять. Все ручейки в единое русло направить, слить в могучий поток, смять, сбросить с левого берега Днепра вражеские войска и, ни на секунду не задерживаясь, ворваться на правый берег, захватить плацдарм и продолжать наступление дальше, к нашим государственным границам.

Ватутин смолк, видимо, давая возможность Бочарову подумать. Молчал и Хрущев. Он склонился над картой, и Бочаров увидел, как и тогда, при рассмотрении плана белгородско-харьковской операции, стремительное движение его карандаша. Только теперь карандаш от тех прежних мест ушел намного западнее и скользил по голубым извивам Днепра, задерживаясь у Киева, потом спускаясь вниз к Черкасам, к Днепропетровску, к Запорожью, выходя на государственную границу и вновь возвращаясь к Киеву.

— Фашисты на весь мир кричат о «Днепровском вале», — не отрываясь от карты, заговорил Хрущев, — называют Днепр последним рубежом, дальше которого они ни на шаг не отступят. Это конечно, геббельсовская чепуха. Но помните, главное сейчас — форсировать Днепр с ходу. Если мы это осуществим, будут спасены тысячи жизней и ускорено приближение конца войны. Посылаем мы вас в армию, которой предстоит форсировать Днепр.

— Все сделаю, — сказал Бочаров.

— Ну и чудесно. Желаю успехов! — воскликнул Хрущев и сильно пожал руку Бочарова.

— Отправляйтесь в свой штаб — и за работу, — так же пожав руку Бочарова, сказал Ватутин.

— Разрешите, — с дрожью в голосе попросил Бочаров. — Разрешите в Харьков заехать. Вчера, — едва владея собой, с трудом продолжал Бочаров, — вчера там похоронили… одного моего друга похоронили.

— Пусть съездит, Николай Федорович, — взглянув на Ватутина, сказал Хрущев.

— Только прошу не задерживаться, — согласился Ватутин.

— Спасибо, — прошептал Бочаров и, забыв попрощаться, выскочил из комнаты.

Глава сорок пятая

— Ну, капитан, поздравляю, не смотри так, не смотри, честно поздравляю, — басил Полунин, цепко сжимая пальцы Лужко. — Был ты в армии капитаном, теперь на заводе капитанствуй. Только, эх, — шумно выдохнул он, — чует моя душенька, что немало ты мне кровушки поиспортишь. Ты же въедливый, как вцепишься — и клещами не оторвешь. Когда в ОТК сидел ты, там я еще прицыкнуть мог, а теперь председатель завкома, профсоюзный вождь. Да ты же вконец изведешь меня, а? Изведешь?

— Буду стараться, Семен Федотович, — отшутился Лужко, все еще находясь в радостном возбуждении, охватившем его в самом начале заводского профсоюзного собрания.

— Во! Видите! — лукаво прищурился Полунин, обращаясь к Вере, — и дела еще не принял, а уже грозится. Вера Васильевна, голубушка, вся надежда только на вас: возьмите вы своего суженого в ежовые рукавички, не дозволяйте ему нас, несчастненьких, кусать да подкусывать.

— Что? Уже нового председателя завкома обрабатываешь? — выходя из комнаты парткома, весело проговорил Яковлев. — Ушлый мужик ты, Семен Федотович.

— Будешь ушлым, — с притворной горечью вздохнул Полунин. — Разнесчастная должность эта директорская. Все жмут на директора. В цехах чего-нибудь не хватает, куда — к директору; план не выполнили, кто виноват — опять директор; несчастье какое — опять же директора за шкирку. А чуть директор где-нибудь промахнулся, тут на него и рабочие с критикой и завком с наставлениями, и партком с требованиями. Я уж не говорю о высшем начальстве. Тут на своем заводе-то ходи да оглядывайся.

Вера редко видела Полунина таким шутливым и веселым. Обычно он был строг, немногословен и часто даже по мелочам раздражался.

— Ну, ладно, — сурово, словно мгновенно переродясь, сказал Полунин, — все решено, теперь за дело, Петр Николаевич, я на вас большие надежды возлагаю. Засучивайте рукава и поднимайте профсоюз.