Впереди — Днепр!

Вдохновенная радость, овладевшая Алешей после разговора с комсоргом роты Сашей Васильковым, исчезла, казалось, совсем по никчемному поводу.

Сразу же после завтрака Чалый построил свой расчет, придирчиво осмотрев всех троих, повел на подсохшую луговину, где уже виднелись группы солдат из других взводов и рот.

Было погожее, солнечное утро ранней весны. Еще голые деревья нежились теплом и, казалось, испускали невидимые, но так хорошо ощутимые струи волнующего аромата. На их темных ветвях хлопотливо и озабоченно судачили грачи, ремонтируя старые и мастеря новые гнезда. Бездонная синь неба, выцветшая от солнца, неуловимо голубела. Где-то совсем недалеко задористо звенел жаворонок.

Или от разговора с комсоргом, или от прелести чудесного весеннего утра Алеше было радостно и весело. Чувствуя каждую частичку своего тела, он твердо шагал по сырой земле и мысленно напевал одну и ту же мелодию. В мелькавших, как воспоминания отрывочных мыслях уносился он то на берег родной Оки, где теперь уже сошел лед и ребята с удочками-закидушками блаженствуют на обрывистом берегу. А через минуту был уже на юге, у города Белгорода, где прошлой ночью опять глухо стучали выстрелы, эхом отдавались редкие взрывы, бледно озаряли небо вспышки ракет и шла незнакомая, таинственная фронтовая жизнь, в которой он, Алеша Тамаев, скоро займет свое достойное место.

— В ногу, Тамаев, в ногу! — бесцеремонно оборвал Алешины мысли резкий голос Чалого.

Алеша встрепенулся и только сейчас заметил, что сбился с шага и шел вразлад с Гаркушей и Ашотом. От этой оплошности все очарование мигом исчезло, и он, как учили в запасном полку, пропустил один шаг и приладился к ходу шедшего впереди Гаркуши.

— Расчет… — неумело, совсем не по-военному скомандовал Чалый. — Стой! Нале-во!

Да и сам Чалый, когда посмотрел на него Алеша, был мало похож на военного, а тем более на командира. Маленький, худенький и горбоносый, он растерянно стоял перед расчетом, видимо не зная, что делать.

«Ну и командир!» — мелькнула у Алеши язвительная мысль, но он тут же отбросил ее, осуждая себя за недостойное поведение.

— Сейчас мы, — глядя почему-то в землю, нескладно прокричал Чалый, — займемся элементами тактико-строевой подготовки. Это значит: перебежки и переползания по-разному, значит так, это по-пластунски, на получетвереньках и… — окончательно сбившись, замялся. — Ну и вообще так, как надо в бою перебегать и переползать.

Смешными и нелепыми казались Алеше и сам Чалый в роли командира, и эти перебежки и переползания, которыми они — молодые солдаты — в запасном полку занимались чуть ли не каждый день.

— Ну, с кого качнем? — беспокойно оглядывая Гаркушу, Алешу и Ашота, проговорил Чалый. — Давайте-ка с вас, Тамаев, — остановился он на Алеше, крикнул ему: «Два шага вперед, ложись!» — и, растягивая слова, пропел:

— Новая огневая позиция — прямо сто метров, у куста. Короткими перебежками на новую огневую позицию — вперед!

Алеша, позабыв смешную фигуру Чалого и его визгливый голос, порывисто вскочил и стремительно, что было сил, понесся к темневшему невдалеке кусту рябины.

— Стой, стой! — почти добежав до куста, услышал Алеша голос Чалого. — Убит, наповал убит! — еще назойливее кричал Чалый. — Назад возвращайся, снова повторим.

Ничего не понимая, Алеша понуро вернулся, лег на прежнее место впереди Гаркуши и Ашота, по команде Чалого так же резво вскочил и еще стремительнее побежал, вкладывая в этот бег все свои силы. И опять Чалый прокричал: «Убит, убит наповал!» — и вернул Алешу в исходное положение.

— Эх, ты! Разве так перебегают, — укоризненно, но без злости сказал Чалый. — Смотри, как нужно.

Он неожиданно резко шагнул в сторону, словно подломив ноги, плашмя рухнул на землю и сам себе нараспев скомандовал:

— Новая огневая позиция у куста. Короткими перебежками, вперед.

Он стремительно вскочил и, пригибаясь к земле, побежал так быстро, что Алеша даже не успел заметить, когда Чалый упал, отполз в сторону и снова побежал.

— Видал: коленца выделывает, — одобрительно сказал Гаркуша и локтем толкнул Алешу. — А ты что же! Тоже, герой, на курсах пулеметчиков занимался!

Алеша даже не слышал язвительных слов Гаркуши. Оцепенев, он видел только сухопарую фигуру Чалого, его резвые ноги и худое, изрезанное морщинами лицо. Не обида, не отчаяние, а полное отрешение от всего окружающего охватило Алешу. Маленьким, беспомощным, совсем ни на что не способным чувствовал он себя и все так же, не отрывая взгляда, смотрел на Чалого, который перебежку проделал так, как не смог он, лучший бегун в своем селе и победитель многих школьных состязаний.

— Ну, вот. А теперь повторим, — шумно дыша, с бесхитростной улыбкой сказал Чалый и подал команду занять Алеше исходное положение.

«Пробегу, пробегу точно, как нужно!» — мысленно твердил Алеша и, услышав команду, вскочил, со всей силой рванулся вперед, упал на землю и, отчаянно работая руками и ногами, отполз в сторону.

— Мало, мало пробежал! — остановил его Чалый. — Такая перебежка все одно гибель. Фашисту и прицеливаться не нужно, ты рядом совсем. Повтори-ка снова.