Не доверяя и своему начальнику штаба, и своим ближайшим помощникам, Манштейн лично разработал этот план, вложив в него все свои знания и весь многолетний военный опыт. На его рабочем столе, скрытый от посторонних взглядов обычной картой обстановки, лежал этот план — любимое детище фельдмаршала. Оставаясь наедине, он снимал старую и, как завороженный, смотрел на совсем новенькую карту. На ней его собственной рукой красными стрелами от Белгорода и Харькова, от извилин Северного Донца к многоводному разливу Днепра вычерчено предполагаемое наступление советских войск. А на их правом фланге, вокруг города Сумы и прилегающих к нему мелких городов, грозно затаились коричневые овалы и кружки немецких танковых дивизий. Как наяву, видел Манштейн движение советских дивизий, корпусов, армий, слышал грохот артиллерии и гул самолетов, осязаемо чувствовал запах порохового дыма и горелого металла. Вот советские войска перевалили через Северный Донец, подошли к Харькову, Барвенкову, Макеевке, а грозные полнокровные немецкие танковые дивизии невозмутимо стоят у Сум, готовые в любую минуту ринуться вперед. Советские войска уже более двух сотен километров продвинулись вперед, перед ними, перескакивая от одного промежуточного рубежа к другому, отходят немногочисленные немецкие части прикрытия, своим огнем и упорством создавая видимость и решительного сопротивления и почти полного разгрома. Это, конечно, введет советское командование в заблуждение, и оно все настойчивее будет проталкивать свои ударные группировки вперед, к Днепру. А немецкие танковые дивизии у Сум все продолжают и продолжают стоять, надежно укрытые от советской разведки. И вот наконец блистательный финал. Советские войска, все так же ведя бои с немецкими частями прикрытия, подходят к Днепру, к городам Днепропетровск, Запорожье, Мелитополь. На многие сотни километров от Северного Донца до самого Днепра растянулись их тылы, далеко позади остались аэродромы, выгрузочные станции, склады и базы. Советские ударные группировки на огненном пути от Северного Донца и до Днепра растаяли, ослабли, понеся потери и от немецкого огня и от естественной убыли, неизбежной в большом наступлении на такое огромное расстояние. Манштейну видятся реденькие цепи советской пехоты и одиночные танки, рвущиеся к Днепру, обозы, колонны, отдельные повозки и машины, далеко отставшие от них. Он ощутимо представляет нервозность советского командования, лихорадочные действия Рокоссовского, Ватутина, Малиновского, Толбухина, когда их войска почти достигли заветной цели — берегов Днепра, — и, ослабленные, истощенные, не могут продвинуться дальше. Этот момент был самым важным, самым торжественным во всем плане Манштейна. Все так же не отрываясь от карты, он неторопливо возьмет телефонную трубку, соединится с командующим танковой группировкой у Сум и скажет единственное слово — «Вперед!» Это и будет началом окончательной победы над русскими. Грозные, несокрушимые и стремительные «Великая Германия», «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», «Викинг» и «Райх», а с ними еще более десятка танковых дивизий ринутся на юг и юго-восток во фланг и в глубокий тыл советских ударных группировок, продвинувшихся к Днепру. Как гигантский нож, пронзят они все это пространство от Сум и до Азовского моря, отрежут и окружат, а затем так же стремительно уничтожат все советские войска между Северным Донцом и Днепром. Три, а то и четыре советских фронта, имеющие в своем составе многие десятки дивизий и корпусов, навсегда перестанут существовать. А победоносные войска его, фельдмаршала Манштейна, группы армий «Юг» вновь устремятся в советский Донбасс, в донские и приволжские хлебные просторы, к богатейшим запасам кавказской нефти, к границам Ирана и Турции.
Воображение Манштейна так разыгралось, что он не выдержал, с силой ударил ладонью по карте и не по возрасту стремительно, почти бегом прошелся по кабинету. Восторженные мысли его прервал мелодичный бой часов. Безразлично взглянув на стрелки, Манштейн встрепенулся. До приезда Гитлера оставалось всего сорок минут. Не пройдет и часа, как Манштейн здесь, в Запорожье, доложит самому фюреру свой «план ответного удара».
Решение генерала Ватутина о нанесении в направлении Белгорода и Харькова упреждающего удара с целью срыва сосредоточения ударной группировки вражеских войск Верховным Главнокомандованием еще не было утверждено и держалось в строжайшей тайне. Но в штабе фронта незримо, словно само по себе, уже нарастало и ширилось то деловое и нервное напряжение, которое охватывает крупные штабы перед началом нового и большого дела.
Ватутин с утра обычно уезжал в армии, корпуса и дивизии, в сумерках возвращался и, одного за другим вызывая своих ближайших помощников, до поздней ночи выслушивал доклады, отдавал распоряжения.