Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи

Он задумчиво поник головой. И перед ним встал образ доминиканского монаха Савонаролы, этого страстного борца за истину за добродетель… Он вспомнил собор, переполненный тысячами слепо преданных ему приверженцев, и вдохновенную фигуру проповедника в белом доминиканском куколе[6], с простертой вперед иссохшей, прозрачной рукой… Как спокойно тогда он, Леонардо, заносил этого монаха в свою записную книжку! Какая судьба ожидает теперь этого страстного, неистового проповедника, который не боялся открыто громить проступки всесильных правителей, даже самого папы?

– А говорят, ты – безбожник, мессере! – прошептал со страхом Галеаццо.

Леонардо сухо, загадочно рассмеялся.

– Но я ведь пишу «Тайную Вечерю», святую картину для святого места – монастыря Марии делле Грацие! – сказал он, пожимая плечами.

Герцог ничего не ответил и поднялся.

На другой день Лодовико Моро зашел к художнику, чтобы посмотреть машину и поговорить о постройке каналов, которые должны были установить правильное орошение в миланских владениях.

Лодовико явился неожиданно и застал Леонардо во дворе. Он был занят своим любимым делом: кормил животных. Странно было видеть, как этот серьезный, важный мыслитель, вооружившись миской с похлебкой, заботливо разливал ее по маленьким корытцам, а многочисленные собаки рядом с любимой кошкой терлись у его ног. Около него на земле стояло несколько клеток с птицами: художник сегодня купил их у торговца на площади. У видев кошку, птицы забились о прутики клеток под оглушительный лай собак, не догадываясь, какое счастье готовит им Леонардо. И Моро со снисходительной улыбкой позволил художнику открыть все до одной эти многочисленные клетки, и пернатые затворницы, вспорхнув, высоко потонули в воздухе.

Когда последняя птица была выпущена, Моро заговорил с Леонардо о каналах:

– Я боюсь ливней, Леонардо, – сказал он с заботливостью хорошего хозяина, – ведь уже сколько дней шел дождь и сегодня черные тучи висят над землей.

– Я уже предлагал вашей светлости устроить такие пушки, которые могли бы метать разрывные снаряды в облака…

– Тогда я боюсь засухи, Леонардо, – возразил Лодовико.

– От засухи спасают каналы… Но ваша светлость так часто отвергает мои планы, боясь крупных затрат. Ваша светлость уже изволили отклонить мой план верхнего и нижнего города, а ведь это была недурная мысль создать города, которые сразу бы положили конец этой скученной жизни людей. Ведь теперь люди, подобно овцам, жмутся друг к другу, наполняя все смрадом и распространяя зародыши чумы и смерти. Надо было создать каналы с громадными шлюзами, чтобы по ним можно было подплывать на лодках к погребам, или устроить двойную систему путей верхнего и нижнего города. Нижний город служил бы для складов со съестными припасами, для вьючного скота, а верхний, чистый этаж – для благоустроенных жилищ. А город должен быть расположен у моря или у большой реки, чтобы нечистоты, увлекаемые водой, уносились далеко. Но ваша светлость изволили отвергнуть мой план. Теперь не хороши и каналы?

И он показал рукой на цветущие ломбардские равнины, пересеченные ручейками, серебристыми и прозрачными, как стекло. Роскошная зелень одевала эту благодатную страну до Альп, голубые громады которых вырисовывались на горизонте своими серебряными вершинами. Это был рай, который создал Леонардо, благодаря многочисленным каналам, изрезавшим всю равнину вдоль и поперек.

– Вода в Адде сильно уменьшилась, – сказал Моро.

– Надо устроить побольше фонтанов, – живо возразил Леонардо. – Они будут давать воду, которую впитывала раньше земля; эта вода, не служа больше никому, ни у кого не отнимается, а между тем, благодаря таким скоплениям, она не будет бесполезно теряться и снова послужит человеку.

– Хорошо, – произнес нетерпеливо Лодовико, которого, казалось, уже утомил разговор о каналах, – мы докончим это в другой раз. Ты знаешь, мы готовимся к блестящему празднеству по случаю свадьбы моего племянника. Выдумай-ка для этого празднества что-нибудь поинтереснее, чтобы удивить приезжих гостей и всяких выскочек, думающих перещеголять меня, Моро.

Леонардо вздохнул и ответил Лодовико далеко не весело:

– Я постараюсь исполнить желанье вашей светлости.

Герцог ушел, а художник отправился в мастерскую, к своим ученикам. Здесь на стене висел лист, написанный четким, красивым почерком, в заглавии которого значилось: «Правила».

Салаино стоял рядом с красивым юным Бель трафио перед листом и, казалось, хотел выучить наизусть наставления учителя.

«Если все кажется легким, – читал вслух Бель трафио, – это безошибочно доказывает, что работник весьма мало искусен и что работа выше его разумения.

Суждения врагов приносят более пользы, чем восторженные похвалы друзей. Друзья только покрывают позолотой наши недостатки!»

– Я не совсем с этим согласен, – сказал детским тоном Салаино. – Неужели, Джованни, ты думаешь, что суждения хотя бы настоятеля монастыря, где учитель пишет свою «Тайную вечерю», больше значат, чем наши похвалы?

Бельтрафио засмеялся детскому замечанию Салаино и продолжал читать: