Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи

Он сознавался постепенно и покорно в том, что предал женщину, которая его беззаветно любила, которая была его единственной опорой. Изабелла опустила голову. Она была уничтожена, но не могла его упрекать. Ей было невыносимо жаль его, как бывает жаль провинившихся, но несчастных детей.

Слабое пламя светильника мрачно озарило измученные лица этой несчастной четы.

– Изабелла… – прошептал Галеаццо. – Не проклинай меня… не отталкивай… Я предал тебя, себя, твоего отца и нашего сына. Они будут нам мстить, Изабелла, – мой дядя и Беатриче… но я… но я… люблю тебя, Изабелла!

– Зачем же ты это сделал?

– Я боялся… я не знаю… Я запутался в этой истории… Я не гожусь, Изабелла, для таких дел. И потом, я так невыносимо устал…

И он заплакал детскими, захлебывающимися слезами.

Лодовико Моро умел мстить, но еще лучше умела мстить Беатриче. Лежа на восточных подушках, под мелодичную игру серебряной лютни думала она свои злые думы.

У Леонардо был сад, где росло много персиковых деревьев. Ради опыта он впустил в одно дерево страшный яд… Никому, кроме своих близких учеников, не позволял Леонардо ходить в этот сад. Он боялся, что плоды отравленного дерева могут быть ядовитыми и соблазнившиеся ими люди поплатятся за это жизнью. И вдруг по всему Милану разнесся упорный слух, что герцог Галеаццо тяжело болен. Миланские кумушки передавали шепотом друг другу, что Леонардо да Винчи, флорентийский мастер, безбожник, отравил молодого герцога своими страшными плодами.

Этот упорный слух поразил и возмутил друзей художника. Но Леонардо отнесся к нему с тем философским спокойствием, с каким встречал выдумки глупцов и невежд, которые называли его безбожником, ведающимся с нечистой силой. Какое было дело ему, этому глубокому мыслителю, решающему мировые вопросы, до толпы с ее жалкими сплетнями и Пересудами? И сознавая всю нелепость миланской басни о персиках, он только с грустью смотрел на Изабеллу, которая, казалось, верила ложным слухам. Зато им не верил Галеаццо.

Молодой герцог был отравлен дядей, или, вернее, Беатриче. Эта полуженщина-полудевочка своими маленькими кровожадными руками поднесла племяннику смертельную каплю яда, от которой не было спасения.

Джованни таял медленно, тихо… Постепенно искра жизни ослабевала в этом жалком теле, чтобы, наконец, совсем погаснуть. Никакие средства, никакие попытки врачей не мог ли вернуть ему сил. Никому неизвестен был яд, которым отравили Галеаццо. Он не жалел о жизни и не боялся смерти. Что дала ему эта жизнь, кроме вечного страха, вечной тоски и волнения? Но ему жаль было оставлять Изабеллу в этом «порочном, страшном мире», как говорил умирающий герцог.

Когда он скончался, город затянули черным, и Моро с Беатриче отерли не одну лицемерную слезу. Они делали вид, что жалеют о человеке, который, в сущности, никому не сделал зла и помимо своей воли стал на пути к власти миланского герцога.

IX. «Тайная вечеря»

Давно уже прошла ночь; давно уже утреннее солнце брызнуло золотом своих лучей, а Леонардо да Винчи все еще сидел в своем рабочем кабинете и слушал чтение друга Луки Пачиоли читал свою знаменитую книгу «De divina proportione» («О божественной пропорции»). Леонардо делал для книги чертежи и давал ценные указания. В этих занятиях прошла вся ночь.

Когда утомленный Пачиоли отложил в сторону рукопись, Леонардо заговорил с ним о своей последней поездке во Флоренцию. Он рассказывал Пачиоли о чудесном влиянии, которое до сих пор имел на народ Савонарола, о странных празднествах, устраиваемых им вместо прежних карнавальных забав, когда наряжались в маски и всевозможные костюмы и веселились до упаду…

– Теперь настали другие дни, – говорил Леонардо. – Ты знаешь, что сделали флорентийцы со своим правителем, сыном покойного Лоренцо, Пьеро Медичи? И как странно подумать, что этот тиран, изгнанный народом, ненавидимый им, когда-то в детстве был мне близок, даже дорог. Савонарола воспользовался своим влиянием на народ, чтобы изгнать Пьеро. Да, впрочем, ведь это был пустой, тщеславный правитель… Савонарола ненавидел его как тирана, угнетавшего свободную республику. А влияние этого проповедника на народ громадно. Помнишь, как два года тому назад он устроил свои первые «костры покаяния»? Ты не был тогда во Флоренции, а то посмотрел бы, что там делалось… Драгоценности, картины лучших художников безнравственного, по мнению Савонаролы, содержания предавал пророк публичному сожжению на площади. На эти «костры покаяния» добровольно от давали свои произведения художники, а флорентийские дамы несли свои самые дорогие украшения… Дворец Медичи теперь пуст; сады святого Марка, где было собрано столько памятников искусства, ограблены, и все, что Медичи собирали с таким трудом и упорством, продано с аукциона. Дети в белых однообразных костюмах пели на улице духовные гимны, и это пение напоминало погребальный хор, точно хоронили нашу веселую, свободную Флоренцию…

Леонардо да Винчи помолчал и грустно добавил: