Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи

«Люди, предающиеся быстрой, легкой практике, не изучив достаточно теории, подобны морякам, пускающимся на судне, не имеющем ни руля, ни компаса.

Художник, рабски подражающий другому художнику, закрывает дверь для истины, потому что его призвание не в том, чтобы умножать дела других людей, а в том, чтобы умножать дела природы.

В ночной тиши старайтесь вспоминать то, что вы изучили. Рисуйте умственно контуры фигур, которые вы наблюдали в течение дня. Где мысль не работает вместе с рукой, там нет художника».

– Я еще прибавлю, – сказал Леонардо, внезапно прерывая чтение своих любимых учеников, – и особенно прошу запомнить это тебя, Андреа, – ты ведь у меня имеешь особенное пристрастие к внешнему блеску: не ссылайся на свою бедность как на оправданье того, что ты не успел достаточно выучиться и стать умелым художником. Изучение искусства питает не только душу, но и тело. Сколько раз бывало, что философы, рожденные в роскоши, добровольно отказывались от нее, чтобы не отвлекаться от своей цели.

Рисунок Леонардо да Винчи

Он подошел к мольберту Салаино. Андреа восторженно посмотрел на учителя; он боготворил Леонардо, как и все, кто его близко знал.

– Чудесно, – сказал Леонардо, – видно, что ты над этим поработал. Но только смотри, не надо чересчур много работать. Весьма полезно иногда оставлять работу и несколько развлечься. После перерыва ум становится свободнее. Чрезмерное прилежание и излишняя усидчивость отягощают ум, порождая бессонницу. И ты ко мне, Марко?

Он обращался к некрасивому ученику Марко д’Оджионе, одному из самых ревностных своих почитателей.

Просмотрев работы молодежи, художник уселся в кресло и задумался. Он думал о предстоящем празднестве по случаю свадьбы несчастного Галеаццо. Что он может изобрести для этих вельмож, пресыщенных всевозможными зрелищами? И пока он раздумывал, у мольбертов кипела жизнь, кипело веселье. Марко рассказывал товарищам о проделках маленького Джакопо, и рот его был битком набит червелатой – белой колбасой из мозгов, а остальные ученики давились от смеха, прожевывая свой скромный завтрак…

Приближалось время свадьбы Галеаццо. Никогда замок не был так великолепно украшен зеленью и иллюминован, как в этот день, и молодая красивая Изабелла не могла налюбоваться на замысловатые триумфальные арки, через которые ее провозили на белом богато убранном коне. Потом был чудный бал…

Леонардо прошел в замок мимо длинных рядов арбалетчиков, телохранителей, закованных в латы, с тяжелыми алебардами… Герольд с двумя трубачами выкликнул громко имя мессера Леонардо, как и имена других гостей. В большом зале столпились богато разодетые кавалеры и дамы. Все ожидали танцев… Музыканты настроили свои инструменты; полилась тихая, медленная, почти печальная музыка, и молодые красавицы со своими кавалерами медленно и плавно задвигались, выступая важно и церемонно, точно павы: тяжелые платья из парчовых и бархатных материй, сплошь осыпанных драгоценными камнями, не допускали быстрых движений.

На сцене давали чудесное представление «Рай», выдумку Леонардо, в которой он, сообразно складу своего ума, соединил воедино науку и фантазию.

Он изобразил небо в виде колоссального планетного круга. Всякая планета была в образе божества, имя которого она носит, описывала свой круг и, появляясь перед молодой невестой, пела стихи, которые сочинил на этот случай мессер Бернардо Беллинчиани.

Глубоким, пытливым взглядом смотрел Леонардо на юную пару новобрачных, стараясь проникнуть в сокровенные мысли Моро. Зачем ему понадобился этот брак? Изабелла держалась прямо, гордо и решительно, как будто сознавая свои силы и обещая своему мужу твердую руку для опоры. Галеаццо казался счастливым тем, что нашел поддержку и что кругом все веселы, а его дядя разыгрывал роль веселого, добродушного отца и с искусством хорошего хозяина старался угодить гостям.

Это было началом тяжелой, кровавой драмы…

Скоро Лодовико объявил о своей помолвке с молоденькой шестнадцатилетней герцогиней, Беатриче д’Эсте. Невеста Моро была полной противоположностью Изабелле. В ней не было и тени того царственного величия, которым обладала Изабелла. На круглом полудетском личике Беатриче наивные глазки смотрели так робко, застенчиво, почти нежно, а маленький, резко очерченный рот поражал своей суровой надменностью. В нем, в этом рте, было что-то жестокое, кровожадное. И когда Беатриче обняла Изабеллу с грацией котенка, Леонардо показалось, что она хочет укусить или задушить герцогиню.

И он увидел, как глаза Беатриче блеснули, точно глаза кошки, а верхняя губа приподнялась с хищным выражением, показывая белые, как у зверька, зубы…

Беатриче сразу завладела Леонардо, как вещью.

– Он мне нравится, – сказала она капризно мужу, – надо только придумать, на что бы его лучше употребить.

Она говорила это с той беззастенчивостью, которой вообще отличалась эта сумасбродная женщина.