Впереди веков. Историческая повесть из жизни Леонардо да Винчи

Франциск был просвещенный государь, проникнутый стремлением своего века возродить изучение классической литературы и светскую ученость. Многие профессора древних языков, римского права, поэты и археологи получали от него содержание и принадлежали к его двору. Король отличался безграничной жаждой знаний. Он говорил о многих научных вопросах с глубоким пониманием и чем больше узнавал, тем больше желал учиться и, в особенности, читать классиков. Он не знал хорошо древних языков, но заставлял переводить для себя классиков на французский язык, чем оказал большую услугу для всего своего народа. Многие говорили, что таким путем он извлек французов из старого невежества. Художникам Франциск покровительствовал так же, как и ученым, если не больше.

Большую часть дворян Франциск знал лично. Он сам причислял себя к дворянам, всякие уверения подкреплял обыкновенно дворянским словом и обращался с дворянами, как со своими друзьями. В случае внезапной смерти, особенно если человек погибал на поле сражения, он непременно посещал отца умершего, чтобы выказать свое участие.

– Я не желаю никакого другого приобретения, – говорил король, – кроме моих подданных.

Он любил помогать нуждающимся и видеть, что каждый уходит от него с довольным лицом.

Король не забывал и тяжелой задачи, которая досталась ему вместе с троном: он постоянно думал о благе родной страны. Франциск не отделял себя от своего народа: он жил, думал и чувствовал вместе с ним, страдал его страданиями, радовался его радостями. И народ боготворил Франциска.

Сравнивая с личностью Франциска всех своих прежних покровителей, Леонардо приходил к заключению, что французский король выше их всех. Но Амбуаз тяготил художника… Леонардо был стар, чувствовал, что уже не может создать ничего нового, ничего великого. А тут еще горе: паралич отнял у него правую руку. Грустным было его существование…

Сидя у окна в своем замке Клу, Леонардо по целым часам неподвижно и печально смотрел на живописную долину Массы, на ряды тополей и виноградники… За окном часто выл ветер, и холодный туман окутывал белой пеленой поля, деревья и виноградники… Холодный белый туман! Он ложился, как саван, и в нем было что-то мертвое и ужасное…

Мельци старался, как умел, развлечь учителя. Он хорошо играл на скрипке, и иногда они составляли вместе дуэты, но с тех пор как Леонардо лишился руки, Франческо играл один.

Был туманный, неприветный день. Винчи сидел на своем обычном месте у окна, а Мельци, как всегда, поместился у его ног, на мягкой подушке. В руках у Франческо была старая серебряная лютня Леонардо. Художник любил звуки своей «лошадиной головы», напоминавшей ему далекое милое время первого приезда в Милан. Струны звенели, и, как в старину, Франческо запел учителю старинную, милую и такую знакомую песню:

Как хорошо это синее небо!
Смеялось оно в блеске дня…

– А здесь белый туман, – сказал задумчиво Леонардо, – сегодня белый туман, завтра белый туман… Все серо, мрачно, бледно и однотонно! Франческо, – продолжал он, помолчав, – тебе очень скучно, то есть, я хотел сказать, очень тяжело здесь? Ты часто вспоминаешь синее небо Милана?

Мельци поднял на учителя свои красивые глаза.

– Вспоминаю, учитель, – сказал он искренне.

– Поезжай в Милан, – проговорил Леонардо холодно, со странным выражением безнадежности, которой Мельци раньше у него не замечал, – поезжай в Милан. Твой учитель все равно ничего больше не создаст в Амбуазе.

– Я не поеду в Милан, маэстро, пока не поедете и вы, – сказал просто Мельци. – Ведь вы же знаете, что ни я, ни Андреа никогда не покинем вас, до самой смерти.

– Смерти! – повторил, усмехнувшись, Леонардо. – А ведь она близко, Франческо. Помнишь Джакопо? – спросил он через минуту помолчав. – Славный был мальчишка, хоть и порядочный плут, и любил он меня, обкрадывая, любил, творя тысячи безобразий, в то же время готовый отколотить кого угодно, кто посмеет при нем сказать обо мне что-нибудь дурное. Он хорошо пел миланские песни. Что же ты перестал? Пой дальше, мой Франческо.

Рисунок Леонардо да Винчи

Художник задумчиво гладил свою длинную бороду и неподвижно смотрел в окно.

Сосны, бук и лавр… —

пел тихим замирающим голосом Мельци и с грустью смотрел на учителя. Он знал, что Леонардо невыносимо страдает от тоски по родине.

В дверь тихо постучали.

– Это ты, Андреа? – проговорил усталым голосом Винчи. – Что скажешь, друг? Завтрак подан? Хорошо. А потом, после завтрака, мы пойдем гулять.

Он молча шел за Салаино, который вел теперь все его несложное хозяйство.

Верная Матюрина подавала скромный завтрак. Обыкновенно он состоял из зелени, фруктов, молока и хлеба. С тех пор как Леонардо начал жить сознательною жизнью, он не брал в рот мяса.

– Великое зверство, – говорил Винчи ученикам, – поедать живых существ, которых мы не в состоянии создать. Разве природа для того сделала человека царем зверей, чтобы он был более зверем, чем неразумные твари?

Со стола, как всегда, убирала Матюрина вместе с Баттисто Виланисом.