И Женя взялась за телефон.
— Взять его на выходные? Ну, так это здорово, — выслушав ее вступительное слово, отреагировал Платон. — Мне сегодня твоя мама звонила, у них на даче снова «Вистан» барахлит, хочу купить сегодня более мощный, иначе проблемы так и не закончатся. Могли бы завтра все вместе на дачу съездить, золотая осень и все такое. И Валерке понравится, он ведь наверняка ни разу в жизни на даче не был, хоть посмотрит, что это. Может, когда вырастет, женится, тоже захочет себе построить. Для мужика это важно, построить свой дом, для детей, для семьи. А еще можно за грибами сходить, если дождя не будет, — рокотал в трубку Платон, совершенно сбивая Женьку с толку. — Вообще ты молодец, — каким-то прочувствованным, душевным тоном проговорил он. — Рядом с тобой и самому хочется стать лучше, ты очень облагораживающе действуешь на окружающих, я даже на мир стал смотреть иначе с тех пор, как мы познакомились. Я вдруг понял, что каждый из нас может сделать мир лучше, только не надо руки опускать. Вот как ты.
Слушая его слова, девушка почувствовала, как расправляются ее плечи, а на глаза навернулись слезы от сладостного умиления самой собой. Как это приятно, когда тебя ценят по достоинству и даже немного больше.
— Так что, мне заехать за ним в детский дом, у тебя дела вечером в пятницу? Если хочешь, мы можем с ним вечером ко мне поехать. А к тебе я его в субботу привезу, — простодушно предложил Платон.
— Да нет, спасибо, — поспешила отказаться Женька. — Я его сама заберу, просто хотела с тобой посоветоваться, чем мне его в выходные занять. Но твоя идея насчет дачи просто отличная, а забирать его надо не сегодня, а завтра.
— Жаль. Совсем мало свободного времени остается. Надо будет договориться, чтобы его в следующий раз в пятницу отпустили, — предложил заботливый Платон.
— Ага. Отличная идея, — тут же поддержала его девушка, не желавшая выходить из образа «идеального современника».
И только закончив разговор с Платоном, она задумалась о том, что только что поставила крест на собственном плане борьбы за личную независимость, и более того, фактически приняла на себя непосильный груз ответственности за чужого, довольно взрослого ребенка, остро нуждающегося в любви и заботе. В ее любви и ее заботе. Что-то на это скажет Володя, когда вернется? И Женька трусливо взглянула на календарь. Утаить от него случившееся не удастся, ведь Валера будет приезжать к ней каждые выходные. Может, отправлять его иногда к Платону, родилась у нее в голове очередная трусливая мыслишка.
Нет. Нет, и еще раз нет, твердо велела она себе. Надо учиться справляться самой. И она, сбросив полотенце, направилась к шкафу.
— То есть что значит, не знаю? — оторопело уставился на Женю Тенгиз Карпович Трупп, главный редактор телеканала. Его маленькие, глубоко посаженные, черные, как у хомячка, глазки-бусинки выражали безграничное недоумение. — Потапова, ты в своем уме? — постучал он себе по лбу коротеньким толстым пальцем. Лоб у Тенгиза Карповича был сократовским, выпуклым, с большими залысинами. Все три ветви его предков, кавказские, украинские и немецкие, отдавшие своему потомку лучшие черты национальных характеров, были бы сейчас горды им. Тенгиз Карпович глубоко вдохнул и с арийским нордическим спокойствием произнес весомое тягучее: — Та-ак. — Потом коротко и грозно хлопнул ладонью по столешнице. Затем в дело вступила кавказская наследственность, и Тенгиз Карпович, брызжа слюной и используя богатые, емкие, образные эпитеты и сравнения, принялся растолковывать зарвавшейся пигалице ее штатные обязанности. — Как можешь ты, о неблагодарное порождение ехидны, вскормленное моей щедрой рукой, плевать в колодец, вырытый твоими товарищами? Ты, которую я поднял на пьедестал отечественной журналистики, вознес на вершину славы! И что я получил взамен? Пренебрежительное «понятия не имею»? И когда? За три недели до предстоящего эфира? В сложнейший исторический период, когда родной нам всем канал, наш дом, наша «альма матер», наш кормилец, источник наших радостей, даритель хлеба насущного, задыхается в тисках конкурентов, гнется под игом налогового бремени, задыхается без спонсоров, как рыба без воды? Когда каждая минута рекламного времени в эфире уже продана? Когда твои коллеги и товарищи с искренней, безграничной надеждой и доверием взирают на тебя? Я не знаю! — Тут Тенгиз Карпович взмахнул безнадежно руками, резко развернулся и бросился в свое кресло. Там он извлек из ящика стола огромный клетчатый платок, а возможно, маленькую скатерть и залился горючими слезами — то проснулись в Тенгизе Карповиче его впечатлительные, эмоциональные украинские предки.
— Ой, бидная моя головушка, ой, лишенько… — И прочее в том же роде полилось с надрывом из-под клетчатой скатерки.
Сидящие за столом подчиненные сочувственно шмыгали носами, осуждающе посматривали на Женю, подпирали щеки руками, покачивали головами, промокали сухие глаза.