Врачебная ошибка (сборник)

– Послушай, Фрида, – заговорил он как мог спокойно, – мы много сказали не того, что нужно. Я зря советовался с Максом, зря сказал, что тебя искалечили, но и ты тоже напрасно упрекала меня, будто я хочу, чтобы ты умерла. Мне, знаешь, тяжело было это слышать, но я не сержусь, потому что понимаю: это за тебя говорили болезнь и горе. Ты была немножко не в себе…

– Ты у нас зато сама адекватность, – огрызнулась Фрида.

– Нет, Фрида, я тоже подорванный, но не в этом сейчас суть. Словами мы делаем только хуже, поэтому прошу тебя, давай ляжем и полюбим друг друга.

Фрида покачала головой. Зиганшин взял ее за руку, притянул к себе, обнял покрепче и поцеловал в макушку.

– Зайчик, пожалуйста, доверься мне…

– Вот все бы хорошо, – сухо усмехнулась Фрида, с усилием высвобождаясь из его рук, – только вот запах чужих духов и табака не очень вписывается в эту концепцию.

– Ты это о чем?

– У тебя от свитера разит дорогим парфюмом и сигаретами.

– Да? Ах да, точно! Я и забыл совсем!

Зиганшин рассказал Фриде, что давал свитер полковнику Альтман, чтобы не замерзла по дороге в аэропорт.

Жена вроде бы поверила, но обнимать его не торопилась. Зиганшин рывком стянул свитер, скомкал и бросил в угол.

– Ну иди ко мне!

– Ты весь пропах. Слушай, ну неужели ты не подумал, что я начну тебя подозревать в измене, когда услышу эту вонь?

Он покачал головой.

– Несет ведь за три версты!

– Да я принюхался, что ли… И вообще, Фрида, другие вопросы стояли на повестке дня! Я волновался за тебя, и поскольку совесть моя чиста, то не рассматривал вонючий свитер, как улику, уж ты меня прости!

– А может, это тест-драйв такой просто? Проглочу я или нет? Сделаю вид, что ничего не заметила, или подниму хай? Соглашусь ли игнорировать следы твоих потенциальных баб?

– Знаешь что, дорогая, мне кажется, у тебя паранойя началась. Да, я, конечно, дурак такой, что не могу изменить без того, чтобы по уши измазаться в помаде, провонять парфюмерией и набить свои карманы чужими трусами. Без этого прямо вот никуда. Поэтому я заранее тренирую жену на учебных материалах…

– Да, Слава! Ты приучаешь жену-калеку знать свое место. Родить не можешь, дать толком не можешь, так сиди и не чирикай, иначе живо вылетишь!

Зиганшин почувствовал, что сходит с ума.

– Давай срочно заткнемся оба и ляжем, – сказал он, уже ничего не желая.

– Срочно? Откуда вдруг такой пыл?

– Ну я мужик вообще-то!

– Да? А что ж ты меня столько времени не трогал? Или в отпуск отправлял свое мужское естество?

Зиганшин только руками развел. Какой смысл напоминать Фриде, как тяжело она была больна?

– Два месяца без Фриды обходился, но стоило отвезти в аэропорт какую-то кобылу, сразу разобрало!

– Вообще-то не сразу, – буркнул Зиганшин, – я ее три дня назад возил.

– А почему сразу не рассказал?

– Не придал значения.

– Ясно.

Он сильно потер лоб:

– Слушай, Фрида, у меня такое чувство, будто нас заколдовали. Несем какой-то бред…

Жена молча вышла в ванную. Зиганшин посидел немного и поплелся вслед за ней, сам удивляясь, с каким усилием ему дается каждое движение.

Дверь была не заперта, и он вошел. Фрида стояла перед зеркалом и расчесывала косу, сосредоточенно глядя в свое отражение.

Зиганшин встал рядом с нею и невольно заметил, сколько волос остается на щетке. Прекрасная рыжая грива, в которую он так любил зарыться лицом, посеклась, поредела, исчез легкий золотистый ореол вокруг Фридиного лба. И лицо изменилось не только от худобы. Глаза потускнели, возле губ залегли глубокие скорбные складки… Зиганшин вдруг с пронзительной ясностью понял, что рядом с ним чужая, посторонняя женщина. Та Фрида, которую он любил, куда-то исчезла, а может, и вовсе существовала только в его воображении.

Когда пришла беда, он не смог опереться на жену, да что там, ему не позволено просто быть самим собой рядом с нею. Ему запрещено негодовать и требовать возмездия, Фриде важнее быть всепрощающей матерью Терезой для своих коллег, чем понять, как необходима справедливость ее родному мужу. У него умер ребенок и никогда не будет детей, он с ума чуть не сошел, пока жена балансировала между жизнью и смертью, но кого волнуют его чувства? Даже в самых простых радостях ему отказывают, не уступают…

Но ничего не поделаешь, придется терпеть.

Фрида положила щетку возле раковины:

– Извини, Слава, я действительно ахинею какую-то тебе наговорила.

– Ничего, зайчик, это я виноват.

Она вернулась в комнату, включила маленький электрочайник и открыла холодильник:

– Хочешь чего-нибудь?

Зиганшин покачал головой.

– Прости, – повторила Фрида, – но этот свитер совершенно меня убил.

– Я выброшу его.

Наверное, Фрида ждала, что он снова позовет ее в постель, и Зиганшин понимал, что это необходимо сделать, но сидел, как истукан, и молча пил кислый растворимый кофе из казенной чашки и чувствовал себя как Алиса в Зазеркалье: чем больше старался сблизиться с женой, тем быстрее росла между ними непонятная, но непреодолимая преграда.