– Вы тоже считаете, что не надо никуда подавать?
Альтман пожала плечами:
– Не могу знать. Я никогда не была на вашем месте и на месте вашей жены, так что понятия не имею, как повела бы себя в подобной ситуации.
– И все же? – настаивал Зиганшин. Ему очень важно было найти хоть одного человека, который согласился бы с ним, назвал его стремление наказать врачиху не тупой жаждой мести, а чувством справедливости.
– Тут нет правильного и неправильного решения, да, собственно, в жизни очень редко встречаются такие ситуации, когда ясно, кто прав, а кто виноват. – Альтман задумчиво затянулась сигаретой и выдохнула в приоткрытое окошко. – Вроде как да, злого умысла у докторов не было, они хотели помочь, но не смогли, не успели. И забытые тампоны можно оправдать экстремальной ситуацией. Кажется, надо простить, но, с другой стороны, у виновника ДТП тоже нет дурных намерений. Он не хочет никого убивать, однако ж мы его сажаем. Мы не говорим: ну ничего, подумаешь, ты же всего-навсего выпил чуть-чуть вина и совсем немножко превысил скорость. Ты не думал, что все так обернется и человек лишится жизни. Ты не желал ему смерти, поэтому просто заплати штраф и гуляй! Нет, мы его наказываем по всей строгости. Так же и врачи. Знаете пословицу «не умеешь – не берись»? Если доктор не обладает нужной компетентностью, он не должен брать на себя ответственность за пациента, точно так же как выпивший не имеет права садиться за руль. Согласны?
– Более чем, – кивнул Зиганшин.
Вывод был им сделан, и всю оставшуюся дорогу они с Альтман промолчали.
На выходных он отвез детей к маме, а сам поехал навестить Фриду в санаторий.
Зиганшин соскучился по жене. Всю неделю она писала ему ласковые сообщения, и он пытался поверить, что в этом богом забытом месте встретится с прежней Фридой. Но нет, чудес не бывает, прошлое не вернется, жена не станет снова радостной и веселой молодой женщиной, но он надеялся, что неловкость, возникшая между ними в больнице, растаяла без следа.
У Фриды был отдельный номер, и Мстислав Юрьевич с самого утра думал, как они останутся ночью одни. Лягут, обнимутся, и вернется та нежность, которую не передать никакими словами. Господи, как давно он не был с женой…
Зиганшин улыбнулся, вспоминая, как они были вместе первый раз. Тогда он словно умер и заново родился, будто побывал на той стороне. И потом каждый раз было совсем иначе, чем с другими.
Он вдруг будто провалился в юность, почувствовал себя неопытным и нетерпеливым юнцом, полным надежд на счастье.
Зиганшин купил букет из чайных роз и какой-то зелени, но этого ему показалось мало. Хотелось порадовать жену, и он заехал в любимый Фридин бутик, где торговали разными жуткими одеждами, которые раньше так ей нравились.
После долгой дискуссии с продавщицей Зиганшин выбрал пальто, дерзкое сочетание вышивок, лоскутиков, аппликаций и рюшечек в котором сражало наповал. «Если уж этот кошмар Фриде не понравится, то я вообще ничего не понимаю!» – усмехнулся он и попросил красиво упаковать покупку.
Фрида встретила его возле парковки, и даже сквозь темные осенние сумерки Зиганшин разглядел, как она поздоровела за несколько дней, что он ее не видел.
Когда он вышел из машины, жена крепко обняла его, и Зиганшин подхватил ее, поднял на руках, совсем как раньше.
И поцеловала она его совсем как раньше.
От парковки до корпуса идти оказалось довольно далеко, и Зиганшин с гордостью подумал, что Фрида ради него преодолела такое большое расстояние. Обнявшись, они шли среди высоких и прямых корабельных сосен, и Зиганшин думал, как странно выглядят поздней осенью пустые клумбы. Мертвая земля, которую непонятно зачем украсили бордюрами из кирпичей и камушков.
Чуть дальше располагалась детская площадка с качелями и статуями животных. Слон из серого камня был выполнен почти в натуральную величину, сбоку приварена стальная лестница, по которой старательно взбирался малыш в красной курточке.
Зиганшин вдруг вспомнил, как маленьким читал про Гавроша, который жил в знаменитом монументе «Слон Бастилии». Вся история Гавроша была его первым столкновением со смертью, вызывала страшное недоумение – как это, Гаврош, почти друг, почти он сам, и вдруг убит? Разве так можно?
Зиганшин так переживал тогда, что мама подумала, будто он заболел.
Мстислав Юрьевич заметил, что Фрида, проходя мимо детской площадки, отвернулась, и сильнее обнял ее за плечи.
Едва войдя в номер, они снова долго целовались, но надо было раздеться, и Зиганшин нехотя выпустил Фриду из рук. Она поставила цветы на подоконник, распаковала пальто и сразу примерила.
– Тебе идет, – сказал Зиганшин, снимая куртку.
Фрида улыбнулась:
– Ты прости меня, Слава, что я забыла, какой ты хороший.
Он сел на край кровати и притянул Фриду к себе.
Она уткнулась лицом ему в шею, как любила, Зиганшин стал снимать с нее пальто, но вдруг она напряглась и отпрянула:
– Пусти меня.
– Да что?
– Пусти!
Он, не понимая ничего, разжал руки, и Фрида вскочила, стряхнула с себя пальто и бросила на кровать.
– Я не буду заниматься с тобой сексом, – сказала она и сложила руки на груди.