Врачебные тайны. 26 вдохновляющих медицинских случаев, которые заставляют поверить в чудо

Было очень трудно смотреть на безжизненно лежащего в палате интенсивной терапии Боба, который перенес тяжелый инсульт и находился в глубокой коме. Мы были друзьями и часто делились рыбацкими историями в комнате отдыха для докторов ранним утром перед обходом. Он занимался семейной практикой[25] и иногда, используя меня как акушера, звал на помощь при трудных родах. Но думаю, что его настоящей страстью была рыбалка. Он мог бы сказать, какую приманку использовать для каждого водоема в Штатах, а также в некоторых зарубежных странах.

— Мы планируем отключить систему жизнеобеспечения, если через три дня не увидим прогресса, — сказал врач отделения интенсивной терапии, проходя мимо его палаты. — Он совершенно не реагирует на раздражители, и, по сути, его мозг мертв.

Это были леденящие душу слова, ведь всего несколько дней назад мы с Бобом смеялись вместе. Я остался наедине со своим старым другом и придвинул стул поближе к изголовью кровати, коснувшись его руки. Я чувствовал себя беспомощным. Неужели ничего нельзя сделать?

Когда я наклонился к безжизненному телу, слова начали приходить, сначала медленно и тихо, как шепот, а затем громче и смелее.

— Боб, — начал я, — хочу рассказать тебе о недавней рыбалке на северо-западе Канады. Мы прибыли в Хей-Ривер, а оттуда на маленьком одномоторном самолете пролетели мимо Большого Невольничьего озера[26] к реке Маккензи. Это место было слишком далеко от посадочной полосы, поэтому мы приземлились прямо на реке.

В этот момент я по-настоящему проникся этой историей.

— Казалось, что это будет очень веселая поездка, пока мы не коснулись воды и не подпрыгнули. Когда самолет (и я вместе с ним) раскачивался взад-вперед, было очень страшно. К третьей попытке сесть я был рад, что не был обычным пассажиром…

Я инстинктивно искал улыбку на лице друга, но, конечно же, не находил.

— Когда мы наконец пришвартовались, я с облегчением ступил на прочный причал. Наш проводник выгрузил багаж и привел нас в однокомнатную бревенчатую хижину с дровяной печкой в центре. Первое утро началось с того, что солнце поднялось над водой и прогнало туман с реки. На небе висели клочья облаков, словно художник водил кистью по темно-синему холсту. После завтрака лесоруба[27] мы пошли по вечной мерзлоте к лодке. Для ловли использовали крошечные приманки, самые маленькие, которые я когда-либо видел, и только течение реки подталкивало нас. Боб, я не уверен, что даже ты использовал такие крошечные наживки.

Такой типичный рыбацкий «выпендреж» вызвал улыбку на моем лице.

— Первую удочку я забросил с восьмидюймовой[28] приманкой, чтобы потренироваться и убедится, что леска не запуталась. Но прежде чем я успел смотать ее, кто-то попался на крючок. Это был хариус. Река кишела этой голодной рыбой. Они весят около трех фунтов[29] и довольно сильно сопротивляются. Ты когда-нибудь ловил его?

Я инстинктивно замолчал на секунду, как будто ожидая ответа.

— Казалось, все, что нужно было сделать, — бросить наживку в воду, и рыба будет поймана. К концу дня руки болели от наматывания лески. Мы освободили большую часть пойманной рыбы, и это сделало день непохожим на все остальные. Боб, я бы хотел, чтобы ты как-нибудь съездил туда со мной.

Я обернулся убедиться, что никто не вошел в палату и я все еще был наедине со своим другом-рыбаком.

Я знал Боба уже десять лет. Мы никогда не ходили вместе ни на рыбалку, ни куда-либо еще. Общение проходило в больничной обстановке по утрам, когда мы делились не только нашими рыбацкими историями, но и рассказами о детях и внуках, их интересах, занятиях и жизненных устремлениях. Мне хватило одного его приступа, чтобы понять, насколько мы сблизились.

Жизнь — такая забавная штука. Ты не ценишь то, что имеешь, пока оно не исчезнет.

Теперь мои рассказы были единственным способом сохранить связь, но так, как я никогда не представлял себе.

Помимо семьи, медицины и рыбалки, Боб еще любил свою теплицу. На самом деле он так обожал растения, что однажды позвонил мне в три часа ночи. Когда я ответил на звонок, в голосе друга звучало возбуждение.

— Джон, — сказал он. — Это Боб.

— Слушаю, — отозвался я сонным голосом.

— Ты должен прийти и посмотреть на это! — уверил он.

Я встал и уже собирался одеться, чтобы пойти и помочь ему с родами, но речь шла не о неотложной акушерской помощи.

— Он прекрасен, и этот запах не похож ни на что, что ты когда-либо чувствовал! — воскликнул он.

Теперь мне действительно стало интересно, о чем он говорит.

— Ночной цереус в полном своем великолепии цветет в теплице! Он раскрывается только раз в год ночью, и сейчас произошло именно это. Ты должен прийти и посмотреть на него!

Я положил брюки обратно в шкаф и со вздохом облегчения вернулся в кровать.

— Спасибо, — поблагодарил я. — Но я посмотрю утром. Спокойной ночи.

Я попросту не мог разделить его восторг из-за цветка. Но это был Боб. Он был страстным во всем.