Каждый день при визите в палату интенсивной терапии я надеялся, что он чудесным образом выздоровеет, но знал, что это невозможно. Он пробыл в отделении уже три дня, а состояние не улучшилось, поэтому врачи планировали утром отключить его от аппаратов. Каждый день я делился с ним очередным рассказом. Моя жена и друзья сомневались в моем здравомыслии, ведь я рассказывал истории человеку, который не имел ни малейшего шанса услышать их, но у меня была странная потребность продолжать. Это было, вероятно, единственное, что я мог сделать для друга.
В последнее утро его жизни все происходило как в замедленной съемке. Я осторожно вошел в отделение интенсивной терапии с ощущением пустоты в груди. При входе в палату стало понятно, что уже слишком поздно. Его кровать была разобрана, и в комнате было темно и пусто. Должно быть, он умер ночью. Мне было грустно, что не было возможности попрощаться с ним, но я улыбнулся, вспомнив наши счастливые минуты вместе.
Выйдя из отделения интенсивной терапии с опущенной головой, я увидел одну из медсестер на посту.
— В котором часу умер Боб? — спросил я.
Сначала ее смех показался мне неуместным.
— О, он не умер, — выпалила она. — Вчера Боб очнулся, и мы перевели его в другое отделение!
Я стоял там, не в силах осознать эти слова.
Мне потребовалось несколько минут, чтобы понять: он только что вернулся из мертвых.
Я поспешил в его новую палату, но обнаружил, что друг спустился вниз, чтобы пройти несколько тестов. Боба выписали и направили в реабилитационный центр еще до того, как я смог его увидеть. Спустя почти неделю я вошел в комнату отдыха для врачей, и там он, как в старые добрые времена, стоял на обычном месте и ел овсянку.
— Боб! — удивился я. — Ты отлично выглядишь!
— Джон, — ответил он с улыбкой, подходя ко мне ближе, — я хочу поблагодарить… тебя… за то, что ты приходил ко мне… каждый день. — Ему было тяжело говорить, речь была прерывистой из-за инсульта, но он явно хотел сказать что-то важное. — Ты был единственным, кто… говорил со мной, и ты… ты не знаешь, как сильно… как сильно я ждал твоих… историй. Моя любимая была… о северо-западе Канады и о… хариусе. Ты никогда не рассказывал мне ее… раньше. Это была… твоя лучшая история.
Он был очень взволнован, когда говорил это. Боб мог даже повторить мельчайшие детали каждой истории, которую я рассказывал, пока он был в коме. Я до сих пор думаю, не было ли в них чего-то еще, чего я тогда не понимал. Есть ли определенный момент, когда человек, столь близкий к смерти, принимает решение остаться или уйти? Могут ли несколько простых рыбацких историй, рассказанных другом, что-то изменить? Я никогда этого не узнаю.
Но я точно знаю, что два человека, связанные дружбой, встречались каждое утро при обычных обстоятельствах, чтобы поделиться впечатлениями о том, что они любят, и оба уходили, чувствуя себя лучше. Думаю, именно в этом и заключается смысл жизни.
Боб выздоровел в течение следующих нескольких месяцев и прожил еще много лет.
Если вам интересно, он так и не добрался до реки Маккензи в Канаде и не ловил там хариусов. По крайней мере в этой жизни.
Глава 14
Череда чудес
Это был худший момент в моей жизни. Я сидел за столом, размышляя о проблемах, когда медсестра и секретарь вошли в мой кабинет, сияя от счастья.
— Посмотрите, кто-то оставил это на вашем столе в приемной, — сказала медсестра.
То, что она продемонстрировала, поразило меня. Это оказалась большая позолоченная рама, внутри которой было мое фамильное древо, тоже позолоченное. У каждого из предков был свой камень с годом рождения. На древе были изображены дальние родственники, корнями восходящие к другим предками. Я находился у подножия дерева, как будто каждый из предков зависел от меня. «Как можно сдаться и подвести их всех?» — думал я.
Я был тронут до глубины души, чувствуя, как на глаза навернулись слезы, и повернулся к медсестре и секретарше, чтобы спросить, видели ли они того, кто принес изображение древа. Обоим показалось, что в то утро машина Дейва Адамса выехала с моего парковочного места. Я состоял в нескольких церковных комитетах вместе с ним, но мы не были близкими друзьями.
Как он понял, что я нахожусь на перепутье, я никогда не узнаю, но его дар, полный бескорыстной любви, заставил поверить в способность преодолеть любое препятствие, и это перевернуло мою жизнь.
После этого я редко видел Дейва, потому что наши пути с ним разошлись… Пока…Что ж, я забегаю вперед.
Как хирург-ортопед я придерживался плотного графика операций, но эта неделя была слишком напряженной даже для меня. Так уж случилось, что большую ее часть я был на дежурстве и с нетерпением ждал выходных. На самом деле почти всю ночь я провел в операционной и тогда заканчивал утренний субботний обход. Это было чудесное чувство, когда я позвонил своему коллеге и сдал все дела. Я выключил пейджер, переоделся и вышел из больницы.