В январе 1894 г. Александр III перенес грипп.[1582]
Тогда многие современники свидетельствовали, что внешний облик императора резко изменился. В. Н. Ламздорф, описывая бал в Зимнем дворце, отмечал что «монарх выглядит похудевшим, главным образом лицом, его кожа стала дряблой, он сильно постарел» (февраль 1894 г.).[1583] С. Ю. Витте писал: «…болезнь его была явной для всех лиц, имевших счастье видеть его в обыкновенной обстановке».[1584] Он также добавлял, что «в течение времени, от Пасхи до моего последнего всеподданнейшего доклада (который был, вероятно, так в конце июля и в начале августа) болезнь государя уже сделалась всем известной».[1585] Видный чиновник Министерства Императорского двора B. C. Кривенко вспоминал, что в период празднования в июле 1894 г. свадьбы дочери царя, великой княжны Ксении Александровны, во время спектакля в Летнем театре при появлении в ложе императора «соседи и я были поражены его болезненным видом, желтизной лица, усталыми глазами. Заговорили о нефрите».[1586]Лечение императора велось на уровне попыток введения в ежедневное меню элементов диетического питания. Мария Федоровна в середине мая 1894 г. писала мужу: «…очень рада, что ты, наконец, стал пить горячее молоко с Эмсом».[1587]
Под «Эмсом» имелась в виду эмсская минеральная вода, которая в конце XIX в. считалась очень полезной при лечении катара верхних дыхательных путей (!).Следующий кризис в развитии болезни Александра III пришелся на начало августа 1894 г. Как свидетельствует генерал Н. А. Епанчин, «7 августа около 5 часов дня Государь посетил наш полк в лагере при Красном Селе… мы во время парада заметили, что Государь производил впечатление больного человека. О болезни Государя было уже известно, но когда он вошел в собрание, нам сразу стало очевидно, что он чувствует себя весьма нехорошо. Он не без труда передвигал ноги, глаза были мутные, и веки приспущены… Когда Государь уехал, мы все с горечью и тревогой обменивались впечатлениями. На другой день во время беседы с Цесаревичем на призовой стрельбе я спросил его, как здоровье государя, и сказал, что вчера все мы заметили болезненный вид Его Величества. На что Цесаревич ответил, что Государь уже давно чувствует себя нехорошо, но что врачи не находят ничего особенно угрожающего, но они считают необходимым, чтобы Государь уехал на юг и меньше занимался делами. У Государя неудовлетворительно действуют почки, и врачи считают, что это в значительной степени зависит от сидячей жизни, которую последнее время ведет Государь».[1588]
Император, который традиционно пренебрегал лечением, пытаясь обойтись советами своего домашнего врача Г. И. Гирша, летом 1894 г. все же согласился обратиться за помощью к признанным медицинским авторитетам. Подтолкнула его к этому резкая опоясывающая боль в пояснице, случившаяся во время маневров в Красном Селе. В результате из Москвы в Петергоф срочно вызвали терапевта проф. Г. А. Захарьина. Он прибыл 9 августа 1894 г. в сопровождении проф. Н. Ф. Голубова. Из письма Г. И. Гирша врач уже знал, что у царя в июле было отмечено присутствие белка в моче. После проведенных исследований выяснилось, как пишет Г. А. Захарьин, «постоянное присутствие белка и цилиндров, т. е. признаков нефрита, некоторое увеличение левого желудочка сердца при слабоватом и частом пульсе, т. е. признаки последовательного поражения сердца, и явления уремические (зависящие от недостаточного очищения почками крови), бессонница, постоянно дурной вкус, нередко тошнота».[1589]
Врачи сообщили о диагнозе императрице и Александру III, не скрывая, что «подобный недуг иногда проходит, но в высшей степени редко».[1590]
Фактически это был приговор. По мемуарным свидетельствам, Александр III ответил Захарьину: «Да, но разве это важно для императора». Императрица Мария Федоровна сделала врачу выговор за его резкость в постановке диагноза, на что старый врач отвечал: «Я знаю, что я говорю».[1591] В те же дни лейб-хирург Н. А. Вельяминов (как он пишет, 8 или 9 августа) был принят царем, и, уже зная свой диагноз, Александр III «говорил о своем здоровье неохотно».[1592]