Врачи двора Его Императорского Величества, или Как лечили царскую семью. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Известие о заболевании императора по дипломатическим каналам моментально стало известно в Европе как важнейшая информация политического характера. Цесаревич Николай в письме к своей невесте Алисе Гессенской 11 августа 1894 г. с удивлением спрашивал: «Как ты узнала, что мой отец не совсем здоров? Я и от бабушки (английская королева Виктория. – И. З.) получил телеграмму. Она спрашивает о его самочувствии. Но, слава Богу, можно не волноваться. Это перенапряжение – он работал все эти годы по ночам. Старый доктор из Москвы говорит, что он должен пару месяцев отдохнуть и на некоторое время переменить климат. Поэтому ему будет полезно поехать в Польшу, где сухой воздух. Бедный Папа очень расстроен, теперь он попал в руки докторов, что само по себе уже не весело. Но не всегда можно этого избежать. Он реагирует острее, чем другие, потому что болел всего два раза в жизни – 22 года назад и прошедшей зимой».[1593] В этот же день цесаревич записал в дневнике, что «Захарьин долго сидел у Папа».

Однако через несколько дней, 16 августа 1894 г., в очередном письме к невесте, цесаревич более подробно пишет о здоровье отца: «…мне не нравится, как выглядит дорогой Папа, он так кашляет, они говорят у него раздражено горло. К тому же, он почти не спит, всего пару часов, что, конечно, выбивает его из колеи на целый день – подумать только, что это результат чрезмерной работы по ночам и нередко до 3-х часов утра!.. Почти все, что он любит – фрукты, молоко и т. п. – теперь вызывает отвращение, хотя ленч и обед он съедает с аппетитом; но к чаю и кофе не прикасается. При этом у него, к счастью, нет никаких болей, доктора говорят, что ему необходим покой и, конечно, сон; но эта проклятая слабость – вот что мне не нравится. Но, Бог даст, с переменой места, климата и образа жизни это его недомогание пройдет, как прошло зимой».

В этих обширных цитатах поражает неинформированность цесаревича об истинном состоянии здоровья отца-императора и страшных перспективах развития болезни! При этом невеста цесаревича, гессенская принцесса Аликс, видимо, уже в середине августа 1894 г. вполне отчетливо представляла сияющие перспективы своего скорого замужества.

Г. А. Захарьин в своих записках объяснял столь резкое ухудшение здоровья Александра III тем, что тот не выполнял предписаний врачей, а также приводил в качестве причин «постоянное утомление умственными занятиями, а весьма нередко и телесное, постоянно недостаточный сон, частое пребывание на воздухе во всякую погоду; роковое же влияние на развитие и быстрый ход болезни имели крайне холодное и сырое лето и еще более сырой и холодный нижний этаж государева помещения в Александрии (около Петергофа), в особенности находившаяся в этом этаже опочивальня, наиболее холодная и в высшей степени сырая. Государь не выносил жары и всегда искал прохлады».[1594] О негативных последствиях жизни в петергофском Коттедже пишет также К. Головин. Он упоминает, что Захарьин советовал Александру III избегать холодной сырости Петербурга, которая делалась еще более опасной «благодаря антигигиеническим условиям дворца в Александрии».[1595]

В августе 1894 г. никаких официальных сообщений о резком ухудшении состояния здоровья Александра III не публиковалось, что еще больше подогревало слухи. Н. А. Вельяминов отмечал, что он «относился к этим слухам с большой долей сомнения, ибо не допускал, что министр двора и другие приближенные не сумеют настоять на необходимости официально оповещать Россию о состоянии здоровья царя».[1596]

После того как здоровье императора несколько стабилизировалось, он с семьей, по совету Захарьина, переехал сначала в Беловеж, а затем в Польшу, в охотничье имение Скреневицы. Надо заметить, что и там условия были далеки от идеальных, требующихся для лечения царя. Но, видимо, Александр III не хотел выбиваться из привычного ритма своих сезонных переездов.

Как писал Ламздорф в сентябре 1894 г., «дворец в Беловежской пуще, на строительство которого было затрачено 700 000 рублей, получился сырым; Захарьин пришел к выводу, что пребывание в нем было очень вредным».[1597] Кроме этого, царь не хотел соглашаться с тем, что серьезно болен, и пытался вести привычный образ жизни: занимался государственными делами и ходил на охоту. Поэтому уже в начале сентября заболевание обостряется. Как записала в дневнике 7 сентября 1894 г. А. В. Богданович, «в Беловеже, на охоте, он простудился. Началась сильная лихорадка. Ему предписали теплую ванну, в 28 градусов. Сидя в ней, он охладил ее до 20 градусов, открыв кран с холодной водой. Пошла в ванне у него горлом кровь, сделался с ним там же обморок, лихорадка увеличилась. Царица дежурила до 3-х часов ночи у его постели».[1598] Срочно из Москвы вызвали Г. А. Захарьина, который, по словам Вельяминова, «высказал очень мрачное предположение, но странным образом, опять уехал, оставив там за себя, кроме Гирша, своего ассистента, никому не известного доктора Попова[1599]».[1600]