Листер не включил в статистику большое количество ран, обработанных антисептиком по новой методологии и в результате излеченных без применения ампутации. Многие из них могли бы воспалиться и привести к смерти пациента, если бы их не дезинфицировали карболовой кислотой. В своей работе он написал: «Если бы за последние три года были зарегистрированы все случаи исцеления ушибленных ран рук и ног, включая многие сложные переломы, которые не считаются таковыми согласно нашей классификации, а также несколько серьезных вывихов, этого было бы достаточно, чтобы убедить самых упрямых скептиков в преимуществах системы антисептической обработки».
Публикация результатов лечения ампутации стала кульминацией работы Листера в Глазго. Период пребывания на должности хирурга в больнице Глазго, ограниченный десятью годами и не подлежащий возобновлению, закончился в 1870 году. После окончания контракта в клинике Листер не захотел остаться в университете. Несколько лет он пытался устроиться на более продолжительный срок в другие места по мере появления вакансий по своей специализации. Попытка занять должность профессора в Эдинбурге в 1864 году не увенчалась успехом. Не получил он назначения и в свою альма-матер – университетский колледж – в 1866 году. Ангажемент Листера в Глазго подходил к концу, и он уже был близок к отчаянию, когда его тестя, страдавшего церебральным тромбозом, настиг удар, буквально перевернувший жизнь его зятя. Частично парализованный, Сайм подал прошение об отставке с поста заведующего кафедрой клинической хирургии, и группа из ста двадцати семи студентов из Эдинбурга направила Листеру письмо с просьбой стать кандидатом на освободившееся место. В своем обращении они, в частности, написали: «Мы уверены, что, если вас назначат на эту должность, доброжелательность вашего характера и любезность ваших манер быстро привлекут к вам большое количество искренних и преданных последователей». Он получил эту работу в августе 1869 года, а к октябрю они вместе с Агнес вновь обосновались в Эдинбурге. Тогда ему было сорок два года. Начинались самые счастливые годы его жизни.
Хотя о доброжелательности и любезности Листера студенческому сообществу Эдинбурга было хорошо известно, новости о его достижениях в области антисептической хирургии, похоже, до них пока не дошли. Его методы широко применялись в некоторых континентальных больницах, но ни один британский хирург за пределами Глазго еще не стал адептом применения антисептиков, поверив в теорию о том, что микробы могут быть причиной определенных заболеваний и разложения тканей. Уже на этом раннем этапе начались дебаты о значении обнаруженных бактерий в инфицированных ранах. Некоторые думали, что они вторгаются в организм после того, как началось нагноение, не являясь источником инфекции. Были и другие скептики, считавшие бактерии безобидной загрязняющей примесью: они отказывались верить в то, что микробы играют какую-то роль в процессе заражения, и их не убеждало улучшение результатов Листера в лечении сложных переломов, абсцессов и пока небольшого количества ампутаций. Кроме того, существовало несколько альтернативных теорий, которые претендовали на объяснение нагноения и заражения посредством других механизмов, исключающих мародерство микробов (окисление тканей, упомянутое выше, было наименее умозрительным среди прочих). Сегодня они рассматриваются только заумными исследователями медицинской истории.
Таково было положение дел, когда Листеры переехали в свой большой новый дом под номером девять на площади Шарлотты в Эдинбурге. В последующие восемь лет, когда во всех крупных медицинских сообществах не утихали горячие дискуссии по поводу концепции, получившей название бактериальной теории заболеваний, имя Листера стало одним из самых знаменитых, а его идея – самой обсуждаемой в мире. Количество пациентов его практики и клиники увеличилось настолько, что у него появилась возможность испытать свои методы при выполнении самых разных операций, а распространение известности Листера привлекало все большее число иностранных гостей, желающих изучить его методики. Вместе с женой они снова создали кухонную лабораторию и начали работать над серией исследований в области раневой инфекции.
Его студентам казалась странной заинтересованность хирурга такими вещами, как пробирки и микроскопы. Их подкупала его уравновешенность и доброта, а также привлекала возможность научиться избегать заражения; теория, стоящая за его методологией, интересовала их мало. Вот что написал один из них Дж. Р. Лисон, посетивший своего профессора дома вскоре после его прибытия в Эдинбург:
Я инстинктивно чувствовал, что передо мной весьма необычный человек: такое редкое сочетание утонченности, таланта, доброжелательности и мягкости характера, каких я никогда раньше не встречал; он казался воплощением высоких стремлений и просто излучал эманацию доброты…