В тот же год, когда Гросс опубликовал свою статью, филадельфийская Столетняя медицинская комиссия пригласила Джозефа Листера принять участие в конгрессе, созванном в честь празднования столетия Америки. Президентом комиссии был не веривший в бактериальную теорию профессор из Филадельфии. Тем не менее он любезно предложил своему английскому коллеге место председателя хирургической секции, и Листер с готовностью принял почетное приглашение, рассматривая его как возможность детально разъяснить доктрину антисептики все еще сомневающимся американцам.
Однако сам Листер был встречен со значительно большим энтузиазмом, чем его трехчасовое выступление, в котором он пытался перевербовать свою аудиторию. Несмотря на всю красноречивость его доводов, их оказалось недостаточно, чтобы всерьез изменить отношение слушателей к его идеям, особенно когда он продемонстрировал сложную систему подготовки перевязочного материала. Его личные качества и целеустремленность вызывали гораздо большее восхищение, чем его антимикробная концепция. Один из обозревателей Бостонского журнала, посвященного общей медицине и хирургии, так описывал впечатления американцев: «Несмотря на улыбчивое лицо, жесткая линия рта и сияющие глаза выдают решительность его характера. Каждое его движение и слово пронизаны сдержанностью, но нет ни малейшего сомнения, что он действительно верит в антисептическую хирургию».
Однако в Европе ситуация была совсем иной. По причинам, более подробному изложению которых будут посвящены несколько следующих страниц, проживавшие на континенте и особенно немецкоязычные хирурги были по сравнению с американцами гораздо лучше подготовлены к восприятию бактериальной теории. Как только они приняли эту концепцию, использование антисептиков или эквивалентных техник стало естественным следствием. Среди первых адептов метода был Риттер фон Нуссбаум из Мюнхена, который описал свой опыт в письме Листеру: «Нас ждал один сюрприз за другим… Больше не было ни одного случая госпитальной гангрены. …Наши результаты становились лучше и лучше, время заживления сокращалось, а септикопиемия и рожа исчезли полностью». Нуссбаум выразил чувства многих учеников Листера, добавив: «Я считаю ваше открытие величайшим и самым благословенным в нашей науке, достойным стоять в одном ряду с изобретением хлороформного наркоза. Бог вознаградит вас за это и дарует вам долгую и счастливую жизнь».
В истории науки часто случалось, что именно трагические обстоятельства войны способствовали возникновению и внедрению инноваций. В короткой, но кровопролитной Франко-прусской войне 1870–1871 годов немногие хирурги, использовавшие метод Листера, смогли продемонстрировать статистику смертности, показатели которой были намного лучше, чем у подавляющего большинства их коллег. Послеоперационная гибель среди пациентов Георга Фридриха Луи Штромейера, главного хирурга шлезвиг-голштейнской и ганноверской армий, составляла тридцать шесть смертей после тридцати шести ампутаций на уровне коленного сустава. Еще более удручающими эти данные делало то обстоятельство, что Штромейер не был некомпетентным в своем деле: Филдинг Гаррисон называл его отцом современной военной хирургии в Германии. Статистика французских врачей также не вызывала восторга: из 13 173 произведенных в военных госпиталях Франции ампутаций всех видов, включая пальцы рук и ног, 10 006 закончились смертью.
После войны немецкие хирурги, вдохновленные растущим среди соотечественников авторитетом науки, начали ездить в Эдинбург, чтобы изучить методы применения антисептических средств. Вслед за ними потянулись французы, а затем и представители других континентальных стран. К моменту созыва Немецкого хирургического конгресса в 1875 году концепция Листера завоевала множество восторженных последователей. Один из самых ревностных, Риттер фон Нуссбаум взывал к своей аудитории: «Загляните в мои больничные палаты, совсем недавно опустошенные смертью. Могу сказать, что мои помощники, медсестры и я сам просто счастливы. С величайшим рвением мы подвергаем себя всем дополнительным мучениям, необходимым для лечения». Нуссбаум также написал небольшую книгу об антисептике. Переведенная на французский, итальянский и греческий языки, она способствовала быстрому распространению бактериальной теории в Европе.