Враг из прошлого

– Его нельзя трогать, – предупредил Алешка.

– Почему? – со смехом удивился актер. Но руки со штурвала убрал. – Развалится?

– Это сигнализация. Как в «Тимуре и его команде». «Позывной сигнал по форме номер один общий». Читали?

– Не только читал. Я даже этого Тимура играл в детском спектакле. Странный был мальчик.

– Очень, – согласился Алешка. – Старикам помогал, о детишках заботился. С хулиганами воевал. Ненормальный какой-то.

Каждый человек, конечно, с возрастом меняется. Я помню, когда Алешка был помладше, его любимым героем для подражания был Буратино. Алешка так мне и говорил:

– Он мне здорово нравится. Везде сует свой длинный нос. Заступается за друзей и дерется со всякими козлами.

– С козлами он не дрался, Лех.

– Ну с этими… С Карабасами, с Алисами и Базилиями всякими.

Недавно вот он прочитал книгу «Тимур и его команда». Потом он захочет стать каким-нибудь Робин Гудом. А потом Дон Кихотом. Я даже как-то папе сказал об этом. Он улыбнулся:

– Это трудный путь. – И одобрительно взглянул на Алешку. Будущий Дон Кихот в это время, высунув язык от напряжения, пытался уничтожить очередную запись в своем дневнике.

А вот Морковкин в Алешкином голосе иронии не почувствовал. Ему все-таки очень хотелось проверить штурвал – настоящий он или декоративный.

– Ну как хотите, – сказал Алешка. – Я за вас не отвечаю. Можете проверить. Вы этого достойны.

А Морковкин в этом и не сомневался. Он снова взялся за рукоятки и чуть повернул колесо. И тут же внизу раздался сердитый голос:

– Штурвал не трогать!

Морковкин аж от него отпрыгнул. Будто его током ударило.

– Вот видите, – назидательно сказал Алешка. Как непослушному ребенку. – А если вы его еще чуть-чуть повернете, то сразу же завоет на крыше сирена. И в милиции на пульте тоже что-нибудь завоет и замигает. Попробуйте, не бойтесь.

– Нет уж, – благоразумно отказался великий актер, – за ложный вызов могут наказать. А я очень законопослушный гражданин.

Тут он обратил внимание на Алешкины рисунки, которые тот прикнопил над своим рундуком.

– Это чье же творчество? – Он внимательно стал их разглядывать. – Ты рисовал, Алекс?

– Подумаешь! Я и вас могу нарисовать. Хоть левой ногой. Ваш автопортрет.

– Автопортрет мне не нужен. – Он стал говорить как-то задумчиво. – У меня моих фотографий три альбома набралось. Но одну штучку ты мне нарисуешь? В знак нашей дружбы. А вообще-то, чтоб ты знал, автопортрет – это когда художник сам себя рисует.

– А мне без разницы, чей автопортрет рисовать.

– Но все-таки? Принимаешь заказ? Гонорар обещаю.

Ответить Алешка не успел.

– Господа! – у калитки послышался знакомый голос. – Мужчины! Я вас уже заждалась! Это невозмо-о-о!..

– Матильдочка приперлась, – ласково сказал Морковкин, выглянув в круглое окно. – Проголодалась.

– Не приперлась, – строго поправил его Алешка, – а пришла.

– Я дико извиняюсь! – Актер приложил руку к сердцу. – Вырвалось непроизвольно. – И направился к лестнице.

– Осторожней спускайтесь, – предупредил его я. – Не спешите. А то там внизу можно стенку головой вышибить. Если скорость наберете.

По правде сказать, я бы с удовольствием помог ему набрать скорость. С помощью пинка. Мне ведь этот Сеня Бернар тоже сразу не понравился. А теперь он мне не понравился еще больше. Какой-то он ненастоящий. Неискренний. Впрочем, это понятно, он ведь артист. А артисты привыкли изображать те чувства, которых у них нет. Ну, наверное, только великие артисты живут чувствами своих героев. А до великого Сене очень далеко. Да теперь уже и недостижимо.

Мы спустились вниз. Тетушка Тильда стояла посреди комнаты, почему-то не сложив зонтик. Она держала его над головой, будто прикрывалась от сильного дождя или жаркого солнца.

– Сенечка! Ты уже посмотрел этот раритет-пистолет? Чуде-е-е!.. Да? А что я тебе говорила? Даже женщины понимают, что в оружии есть что-то притягательное. Оно само просится в руки. Так и хочется открыть огонь по врагам. Преле-е-е!..

Ничего себе фокус! Значит, Сенечка специально напросился посмотреть второй этаж из-за этого пистолета. Ему об этом рассказала Дама Безе, а он сделал вид, что даже не догадывался, что в доме Матвеича есть пистолет.

Мне это не понравилось. Алешке, похоже, тоже. Да и Сенечка заметно смутился. И он тут же засуетился и стал поторапливать нас на шашлычный банкет.

Вот только зачем тетушка рассказала ему о пистолете? Вообще, о таких вещах не болтают. Что ж получается? У нас еще и третий противник? В виде добродушной и легкомысленной Дамы Безе.

Мы стали собираться на банкет. Приоделись немного: я застегнул пуговицы на рубашке, Алешка подтянул проволочки на кроссовках и молнию на джинсах – она у него почему-то все время сползает.

– Готовы, Оболенские? – с улыбкой спросил Матвеич. – Вы даже похорошели. Полный вперед! Курс на шашлык!

А по дороге Алешка тихонько меня спросил:

– Дим, с автопортретом все ясно, а вот тетушка говорила про каких-то своих пинатов, кого там они пинают?

– Это выражение такое. Пенаты – боги-хранители домашнего очага, вроде как родной дом.

– Какой ты умный. Теперь и я такой. Не возражаешь?