Алешка это знал. Когда мы спрятали канистры, в туалете, он сказал:
– Надо, Дим, проводить сенбернара. Чтобы он здесь больше не показывался. Ни одной ногой.
– Проводим. Ты мне только скажи, что это за мена-перемена подсвечниками?
– Элементарно, Ватсон. Этот сенбернар давно положил глаз на подсвечник Тильды. Ты думаешь, зачем он меня попросил его срисовать?
– Ну, он хотел, чтобы этот рисунок, раз уж у него нет оригинала, висел на стене у него в гримерной.
– Он хотел, чтобы Окаянный Ганс, по кличке Лодочник, сделал ему по моему рисунку копию подсвечника. Тетушка Тильда плохо видит, и она очень долго не заметила бы подмены.
– Во гад какой! А зачем же он его поменял?
– Это я поменял, Дим. Помнишь, я тебя поставил на пост возле кухни?
– Лех! Ты! Молодец!
– Я знаю. – Ложной скромностью Алешка не страдал. – Пошли провожать Сеню. Только домой зайдем на минуточку.
Мы зашли домой на минуточку.
– Лех, – скромно попросил я, – может, перекусим?
– Потом, Дим, глухой полночью.
– Почему полночью?
– А так спокойнее. Все будет уже позади. Пошли.
Мы пришли вовремя. Сеня Бернар уже стоял возле машины. Тетушка Тильда его провожала. И пихала ему в руки банку кофе. Он не мог ее взять. Потому что руки его были заняты. В одной руке трость, в другой все тот же пакетик.
Мы подошли к ним попрощаться. Он растянул губы в неохотной улыбке.
– Здравствуйте, – ни к селу ни к городу сказал Алешка. И достал откуда-то из своих джинсов, на которых все время расстегивалась молния, именной пистолет Матвеича.
– Ты что, дурак? – Сеня Бернар попятился и уперся спиной в машину. – Убери пушку!
– Лежать! – заорал Алешка. – Сидеть! К ноге! Сумку на землю!
Сеня Бернар послушно поставил сумку возле ноги.
– Дим, – Алешка держал нестреляющий пистолет двумя руками, – забери сумку и отдай тетушке Тильде.
Я так и сделал. В сумке был подсвечник. Не деревянный, раскрашенный под бронзу, – настоящий. Спер все-таки! Я отдал его тетушке. И она, как ни странно, все поняла. Взяла подсвечник и прижала его к груди. Потом высморкалась, заглянула в платочек – нет ли там чего лишнего, сложила зонтик в трость и ахнула им Сеню по башке.
– Это тебе от благодарных зрителей!
– Он этого достоин, – небрежно заметил Алешка.
Сеня, согнувшись вдвое, нырнул в машину и умчался.
– Зря мы его отпустили, – вздохнул я.
– Он далеко не уедет, – Алешка сунул пистолет за пояс. – Его встретят и обратно завернут.
– Я получила такое удово-о-о-льствие, – протянула тетушка Тильда. – А он еще и слабительное украл.
– Это я украл, – признался Алешка.
– У тебя тоже проблемы со стулом? – ахнула тетушка.
– Это не у меня. Это еще у одного врага человечества.
– А как же теперь Атосик?
Алешка немного смутился, а потом сказал:
– Матильда Львовна, вы их неправильно воспитываете. Им не лекарства нужны, а игры на свежем воздухе. Тогда у них не будет проблем ни со стулом, ни со столом. Вы поваляйтесь с ними на травке, попрыгайте через забор, полазайте по деревьям.
Тетушка Тильда посмотрела на него, подумала и сказала:
– Хорошо. Как-нибудь в другой раз. Попрыгаю через забор. Полазаю по крыше. Я этого достойна.
Мы вынесли во двор качалку, усадили тетушку и вволю набегались с Атосиком и Гамлетом. А тетушка очень нам завидовала в своей качалке под клетчатым пледом.
– Все! – сказал Алешка. – Пошли домой, окрошку варить.
Тут у меня даже закружилась голова от всех его заморочек.
– Подожди, – сказал я, – ты же какую-то окрошку подарил Лодочнику, в мисочке.
Алешка вздохнул:
– Это, Дим, была не окрошка в мисочке, а коньячок в бутылочке.
– Ты что! – Я прямо ахнул. – Матвеичев коньяк ему отдал? Этому окаянному негодяю?
Мне бы Алешкину выдержку. Он и глазом не моргнул.
– А что? Мне его так жалко стало. Морковкин на него ругается, вся жизнь у него прошла в тюрьме, а сейчас его опять посадят. Человек он одинокий. Должен же кто-то его пожалеть.
Это уже какие-то новые песни.
– Матвеич обидится.
– Спасибо скажет.
– И папа обидится.
– И папа спасибо скажет.
Вот и поговори с ним.
– А мама что скажет? – последний довод.
– Мама скажет: из двух сыновей один всегда самый умный, а другой… самый старший.
Самый старший дал самому умному подзатыльник.
– Это не аргумент, – вмешалась тетушка Тильда.
– А зонтиком по башке – аргумент? – засмеялся Алешка.
– Это суровое возмездие.
Меня тревожила наступающая ночь. Алешка был безмятежен. Он, наверное, надеялся, что скоро приедет папа. Или еще на что-то. Но папа пока не приехал и даже не позвонил.
А тьма вокруг сгущалась.
Помню, как-то в далеком детстве я читал какую-то старинную книгу. И там говорилось, что был такой обычай: непримиримые враги, обнажив шпаги, сражались в темном подземелье. Они не видели друг друга, только слышали шорох шагов и тяжелое дыхание противника. Они наносили в темноту удары шпагой. Иногда – в пустоту, иногда – в живое тело врага. И было такое поверье, что в этой дуэли во мраке побеждает тот, кто честен и прав.