Враг из прошлого

— Элементарно, Ватсон. Этот сенбернар давно положил глаз на подсвечник Тильды. Ты думаешь, зачем он меня попросил его срисовать?

— Ну, он хотел, чтобы этот рисунок, раз уж у него нет оригинала, висел на стене у него в гримерной.

— Он хотел, чтобы Окаянный Ганс, по кличке Лодочник, сделал ему по моему рисунку копию подсвечника. Тетушка Тильда плохо видит, и она очень долго не заметила бы подмены.

— Во гад какой! А зачем же он его поменял?

— Это я поменял, Дим. Помнишь, я тебя поставил на пост возле кухни?

— Лех! Ты! Молодец!

— Я знаю. — Ложной скромностью Алешка не страдал. — Пошли провожать Сеню. Только домой зайдем на минуточку.

Мы зашли домой на минуточку.

— Лех, — скромно попросил я, — может, перекусим?

— Потом, Дим, глухой полночью.

— Почему полночью?

— А так спокойнее. Все будет уже позади. Пошли.

Мы пришли вовремя. Сеня Бернар уже стоял возле машины. Тетушка Тильда его провожала. И пихала ему в руки банку кофе. Он не мог ее взять. Потому что руки его были заняты. В одной руке трость, в другой все тот же пакетик.

Мы подошли к ним попрощаться. Он растянул губы в неохотной улыбке.

— Здравствуйте, — ни к селу ни к городу сказал Алешка. И достал откуда-то из своих джинсов, на которых все время расстегивалась молния, именной пистолет Матвеича.

— Ты что, дурак? — Сеня Бернар попятился и уперся спиной в машину. — Убери пушку!

— Лежать! — заорал Алешка. — Сидеть! К ноге! Сумку на землю!

Сеня Бернар послушно поставил сумку возле ноги.

— Дим, — Алешка держал нестреляющий пистолет двумя руками, — забери сумку и отдай тетушке Тильде.

Я так и сделал. В сумке был подсвечник. Не деревянный, раскрашенный под бронзу, — настоящий. Спер все-таки! Я отдал его тетушке. И она, как ни странно, все поняла. Взяла подсвечник и прижала его к груди. Потом высморкалась, заглянула в платочек — нет ли там чего лишнего, сложила зонтик в трость и ахнула им Сеню по башке.

— Это тебе от благодарных зрителей!

— Он этого достоин, — небрежно заметил Алешка.

Сеня, согнувшись вдвое, нырнул в машину и умчался.

— Зря мы его отпустили, — вздохнул я.

— Он далеко не уедет, — Алешка сунул пистолет за пояс. — Его встретят и обратно завернут.

— Я получила такое удово-о-о-льствие, — протянула тетушка Тильда. — А он еще и слабительное украл.

— Это я украл, — признался Алешка.

— У тебя тоже проблемы со стулом? — ахнула тетушка.

— Это не у меня. Это еще у одного врага человечества.

— А как же теперь Атосик?

Алешка немного смутился, а потом сказал:

— Матильда Львовна, вы их неправильно воспитываете. Им не лекарства нужны, а игры на свежем воздухе. Тогда у них не будет проблем ни со стулом, ни со столом. Вы поваляйтесь с ними на травке, попрыгайте через забор, полазайте по деревьям.

Тетушка Тильда посмотрела на него, подумала и сказала:

— Хорошо. Как-нибудь в другой раз. Попрыгаю через забор. Полазаю по крыше. Я этого достойна.

Мы вынесли во двор качалку, усадили тетушку и вволю набегались с Атосиком и Гамлетом. А тетушка очень нам завидовала в своей качалке под клетчатым пледом.

— Все! — сказал Алешка. — Пошли домой, окрошку варить.

Тут у меня даже закружилась голова от всех его заморочек.

— Подожди, — сказал я, — ты же какую-то окрошку подарил Лодочнику, в мисочке.

Алешка вздохнул:

— Это, Дим, была не окрошка в мисочке, а коньячок в бутылочке.

— Ты что! — Я прямо ахнул. — Матвеичев коньяк ему отдал? Этому окаянному негодяю?

Мне бы Алешкину выдержку. Он и глазом не моргнул.

— А что? Мне его так жалко стало. Морковкин на него ругается, вся жизнь у него прошла в тюрьме, а сейчас его опять посадят. Человек он одинокий. Должен же кто-то его пожалеть.

Это уже какие-то новые песни.

— Матвеич обидится.

— Спасибо скажет.

— И папа обидится.

— И папа спасибо скажет.

Вот и поговори с ним.

— А мама что скажет? — последний довод.

— Мама скажет: из двух сыновей один всегда самый умный, а другой… самый старший.

Самый старший дал самому умному подзатыльник.

— Это не аргумент, — вмешалась тетушка Тильда.

— А зонтиком по башке — аргумент? — засмеялся Алешка.

— Это суровое возмездие.

Меня тревожила наступающая ночь. Алешка был безмятежен. Он, наверное, надеялся, что скоро приедет папа. Или еще на что-то. Но папа пока не приехал и даже не позвонил.

А тьма вокруг сгущалась.

Помню, как-то в далеком детстве я читал какую-то старинную книгу. И там говорилось, что был такой обычай: непримиримые враги, обнажив шпаги, сражались в темном подземелье. Они не видели друг друга, только слышали шорох шагов и тяжелое дыхание противника. Они наносили в темноту удары шпагой. Иногда — в пустоту, иногда — в живое тело врага. И было такое поверье, что в этой дуэли во мраке побеждает тот, кто честен и прав.

Я об этом вспомнил, потому что мне показалось, будто все это время мы вслепую тыкали шпагой в темном подвале. Правда, тут же мне подумалось, что у младшего брата в левой руке был маленький фонарик. Как у Комарика в «Мухе-цокотухе».

— Вари окрошку! — распорядился Алешка. — Я такой голодный.

— Молнию поддерни, — посоветовал я. — И проверь сигнализацию.

— Фиг с ней! Никто сегодня не припрется. Если только папа. Со своими операми.