Враг из прошлого

Старший брат послушался умного.

Окрошку варить не надо. Она готовится за десять минут. Я принес в кают-компанию всю кастрюлю, чтобы не бегать на кухню за добавкой.

— Изуми-и-и!.. — сказал Алешка, отставив первую тарелку. — Но малова-а-а!..

Мы навернули еще по тарелке.

— Лех, — спросил я, — а почему ты думаешь, что Ганс не придет сегодня ночью поджигать дом?

— А он очень занят, Дим. Я его загрузил.

— Коньяк пьет?

Тут последовал неожиданный ответ:

— Уже не пьет. Уже бегает. Дим, надо папе и Матвеичу окрошки оставить.

— А что тут оставлять? — Я наклонил кастрюлю. — Тут одна тарелка осталась.

— Интересно — кто ее достоин?

Мы уснули, полные до краев окрошки и гордые за расправу с Марковским. И уверенные в том, что все опасности нам уже не грозят.

И ошиблись. Глубокой ночью у калитки грохнула хлопушка.

— Папенька прибыли, — сквозь сон пробормотал Алешка и сел на своем рундуке. — Опять штаны надевать надо.

Пока мы оделись и, булькая окрошкой в животах, спустились вниз, там уже топталась целая команда приехавших. Матвеич и папа отряхивались от конфетти, а двое оперативников посмеивались, убирая пистолеты в подплечники.

— А чего вы приехали? — спросил Алешка. — На готовенькое?

— Штаны застегни, — сказал папа.

— Сеню привезли? — спросил Алешка.

— В машине сидит.

— Плачет? Вы ему не верьте. Это он заказал Гансу ограбить квартиру гражданина О.

— Великий артист, — усмехнулся Матвеич.

— Он не великий артист, он мелкий жулик, — сказал я. — Он у Матильды подсвечник чуть не украл.

— Разберемся, — пообещал папа. — Возьмем Ганса и разберемся. — Он достал мобильник и что-то там приказал. А потом спросил меня: — Поесть что-нибудь найдется?

— Окрошка была, — неуверенно ответил я. — Но Алешка…

— Понятно, — кивнул папа. — То-то у него джинсы на пузе не сходятся.

— Я вам яичницу сделаю.

Молодые опера обрадовались:

— С колбасой или с салом?

— С солью, — сказал Алешка. — У Матвеича соли до фига. Девать некуда.

После яичницы мы услышали на берегу фырканье катера.

— И мы с вами, — строго заявил Алешка.

— Во втором эшелоне, — сказал папа.

Уже светало, когда милицейский катер подошел к причалу лодочной станции.

— Извините, — сказали опера и отодвинули в сторону Матвеича и папу. — Это наша работа.

Они вскочили на причал, вышибли дверь и ворвались в дом. И вышли оттуда с пустыми руками. Рванулись в мастерскую. Тоже пусто.

— Неужели ушел? — огорченно покачал головой Матвеич.

— Он в туалете, — сказал Алешка.

Опера его услышали. Подбежали к туалету, и один из них, с юмором, закричал:

— Выходи, Леопольд! Выходи, подлый трус!

— Он не может, — сказал я. — Он заболел. У него насморк.

— В попе, — хихикнул Алешка.

Глава XV «Мы этого достойны!»

Когда тетушка Тильда узнала о том, что Алешка влил в коньяк слабительное из бутылочки на подоконнике, то сначала пришла в ужас, а потом долго смеялась:

— Это изуми-и-и!.. Алекс, мне это средство принесла наша молочница Фрося. Его дают крупному рогатому скоту.

— В виде коров? — сумрачно уточнил Алешка.

— По чайной ложечке на ведро воды. Атосику я давала по одной капле. А ты булькнул весь пузырек.

— Зато с гарантией, — сказал я.

— Федор Матвеич не обиделся за свой коньяк?

— Нет, он до сих пор смеется.

— А за столом, — добавил я, — садится на всякий случай подальше от Алешки. Он его террористом называет.

— Да… А Сеню мне все-таки жалко. Он в молодости был хороший актер. А потом немного зазнался, перестал работать над собой и занялся всякими махинациями. Жалко мне его…

— А вы знаете, Матильда Львовна, — сказал папа, — что на одном из допросов он написал на вас жалобу за нанесение побоев твердым предметом?

Алешка хихикнул:

— А Ганс на меня жалобу не написал? За нанесение ущерба здоровью с помощью жидкого предмета?

— Ему сейчас не до этого. Он вовсю отбивается от предъявленных ему обвинений в нескольких кражах.

— И называет тебя фашистом? — спросил Алешка.

— Называет. И грозится отомстить.

Алешка опять хихикнул:

— Ага, он Матвеичу уже отомстил. Не сходя с горшка.

— Алекс! — Тетушка Матильда стукнула зонтиком в пол. — Что за выражения. Мне, конечно, от фонаря…

— До лампочки, — поправил Алешка.

— Мне, конечно, от лампочки, но ты должен следить за своей речью. И не засорять ее всякими глупыми словами. Врубился? Или как это… въехал?

— Пап, — спросил я, — а откуда Ганс узнал, что Матвеича вызвали в Москву?

Папа нахмурился и очень неохотно объяснил:

— Среди работников милиции иногда встречаются предатели. Это, кстати, тот же следователь, который вел дело Юрика.

— Бедный Йорик, — не совсем расслышала тетушка Тильда.

— Это не тот Юрик, — успокоил ее Алешка. — Вашему Юрику на полке ничего не грозит. И подсвечнику тоже.

— Клево, — согласилась тетушка и на всякий случай заглянула в платочек.

В общем, эта дуэль во мраке закончилась благополучно. Алешка даже забрал из мастерской Лодочника… Ганса свой рисунок подсвечника. И деревянный пистолет, и сам деревянный подсвечник (вятские — ребята хватские). Сделан подсвечник был очень талантливо. Рукой мастера. Ганс даже снизу залил его свинцом, чтобы была похожая тяжесть.

— Вот, — сказал папа, — золотые руки, но алчная душа.