Враг мой - дневной свет (СИ)

Во рту снова возникла противная сухость, но просить мать принести ему воды Дмитрий не стал. Погасив маленький абажур, заменявший ему солнце, он, весь напрягшись, и проводя по иссушенным губам жестким языком, полез на подоконник. Физическими упражнениями он не занимался: мать, вопреки настойчивым указаниям врача, оберегала его от любого перенапряжения, порой, не разрешая ему даже брать у нее поднос с едой. Задыхаясь, Дмитрий смотрел вниз на бетонный обод, служивший карнизом, и проклинал накатившую дурноту. Руки дрожали, как у немощного старца. Вот еще проблема! Он с трудом вполз обратно, так и не решившись дотянуться одной ногой до карниза и отпуститься от подоконника. Сердце долбилось о грудную клетку, пот катился крупными каплями по обоим вискам. Господи, в кого он превратился, сидя без движения, без элементарных упражнений на дыхание или силу! Придется теперь как-то выкручиваться.

Он перевел взгляд с заветного окна на часы и ахнул вслух. Неужели он провозился так долго?! У героев его любимых книг и фильмов на подобные упражнения не уходило и четверти минуты. Они просто, ловко опираясь на ладонь одной руки, переносили тяжесть тела через подоконник и приземлялись по ту сторону преграды, успевая оглядеться и выхватить оружие. А он? Да его тут же и пристрелил бы…Ну, ничего, как-нибудь он эту проблему все же решит, благо, времени достаточно.

========== Часть 12 ==========

12.

Шелковистая шапка кудрей, переливающихся каштановым водопадом, наконец, улеглась подобающим образом. Теперь она была полностью готова. От «Женщины в розовом», подаренных Анатолием на их первый юбилей – целый месяц знакомства – кружилась голова. Наконец-то глаза сияли под загнутыми ресницами, а губы соблазнительно кривились в улыбке. Настоящее свидание! Впервые за много лет настоящее свидание с мужчиной, которого она любит, и впервые не опасается за его жизнь. Она уверена, что ее приготовления останутся незамеченными. С Димой, о чудо, произошла какая-то неописуемая, не поддающаяся логике, перемена. Раньше от малейшего шороха с ее стороны он настораживался и принимался истошно кричать, звать ее, чтобы убедиться: непривычный звук был вызван вполне безобидной причиной, и мама на месте, такая же, как всегда, измученная, в фартучке, со стянутыми в узел непокорными волосами. А еще – напуганная до полусмерти и постаревшая так, что никому и в голову не придет дать ей тридцать лет и пригласить на ужин.

Ей тридцать один. Когда она сказала об этом Анатолию, он улыбнулся, заметив:

- Врать-то. Это мне тридцать один, а тебе…, ну, - он закатил глаза, притворно задумываясь. Но она перепугалась, что сейчас он вдруг скажет: « А тебе, бабуля, лет сорок пять, а я просто люблю зрелых женщин: они до секса жадные!» Поэтому, когда он выдал: - Ну, лет двадцать пять – двадцать семь, может быть, - она слегка пискнула и как-то неестественно вздохнула.

- Галя?! – рассмеялся он. – Что это еще за истерика?

- Я думала…, - она вдруг осеклась, вовремя осознав, что мужчине не стоит слышать, что приходит в голову одинокой женщине. – Нет, ничего.

- Ты сегодня выглядишь так, словно собираешься сказать мне что-то важное. Не торопись, если так, потому что от твоей красоты я еще не пришел в себя.

Она легонько прижалась к его груди и покачала головой:

- Ничего важного или ничего такого, чего ты не знаешь.

- Галя, ты только не плачь. Я хочу, чтобы твои глазки оставались весь вечер накрашены.

- Ох, вряд ли они продержатся так долго.

- Сделаю все возможное.

Объятия. Целый мир из объятий, смеха, поцелуев. Танцы в мистическом, колеблющемся свете кафе. Шелк, розовый, как утро в августе, щекочет обнаженные бедра; даже платье включилось в эту томную, обольстительную игру, старую, как мир, и вечную, как Вселенная. Космос чувств. Какая глупость лезет в голову; хорошо, что люди не читают мыслей друг друга. Темнота такси, мчащийся город, спальня…

Галина вздрогнула всем телом и тут же схватилась за сердце, затрясшееся в панике. Время! Сколько времени она здесь?! Анатолий спал, ровно дыша; безупречное тело, небрежно прикрытое белой рубашкой, отдыхало, погруженное в сон, ничем не потревоженное. Ей пришлось самостоятельно приводить себя в чувства. Вдох-выдох, вдох-выдох, сжать ладони в кулаки, напрячься-расслабиться, еще раз, еще, еще…

Медленно она повернула голову к стоящим в изголовье часам. Хвала Господу, еще только пять!

«Хорошо, что еще только пять!» - тяжело переводя дыхание, подумал Дмитрий. Нога, измученная непривычными нагрузками, не гнулась, зацепившись стопой за оконный блок.

- Давай же! – захрипел он, отчаянно хватая безжизненную конечность. Давай! – пот лился градом, дыхания не хватало. Черт его дернул весь день карабкаться по окну, уподобившись макаке. Как же он устал! Хоть бы мать задержалась на часок-другой, замучила уже со своей бигбеновской точностью – ничего-то он не успевает!