Враг мой - дневной свет (СИ)

Она кивнула. Ей легко было, как наяву, увидеть склонившуюся над Димкой медсестру со шприцем, вводящую в кровь ее дорогого сыночка живительный препарат. Черт, да сколько бы он не стоил!…Она зло глянула на Анатолия, но уже поняла, о чем он пытается сказать ей: ее горе преувеличено ею самой, как и всяким другим человеком, считающим себя исключительным. Наедине с собой никогда не решишься на подобное открытие, пусть даже нищие и убогие выстроятся в ряд под ее забором, и стоны голода начнут будить ее по утрам.

- Ну? – он встревоженно заглянул ей в лицо. И хотя она видела его тревогу и сочувствие, для нее не прошла незамеченной и тень глубокой убежденности в своей правоте. Впервые сила его характера заворожила и подчинила себе ее сердце и разум.

- Я бы многое отдала, чтобы вылечить Димку, - опустив голову, ответила она. – У меня есть деньги, мне папа оставил… - Анатолий не прерывал ее, - но я понимаю, что ты хочешь сказать. И если б у меня, у нас, короче, будь я бедна, мне осталось бы только отравиться или отдать Димку в интернат…

- Сменим тему, хватит мучиться, - с трудом произнес он. – Давай будем решать проблемы по мере их поступления: понадобится Димке профессиональная помощь – найдем, не на необитаемом же острове живем, а жаловаться друг другу на жизнь больше не будем, и так в неделе всего один вторник, хорошо?

- Конечно, - она кивнула и тихонько добавила с лукавой искоркой, мелькнувшей в ее почти всегда печальных глазах. – А давай мороженного закажем?

- Грамм по пятьсот, да? – он рассмеялся и подозвал официанта.

========== Часть 14 ==========

14.

Ночью поднялся ветер. Из окна сильно потянуло дождем, хотя улицы, судя по его наблюдениям, оставались сухими, и по подоконнику не барабанили тяжелые капли. Придется поспешить: с этим ветром может прийти осень.

Ноги слушались беспрекословно, а вот руки, вроде уже адаптировавшиеся к нагрузкам, почему-то тряслись. Он прислушался к себе: так и есть, дрожь объясняется страхом. Вон как бухает сердце… Ладно, сейчас сделаем самое важное, а потом позволим себе минутку отдыха. Он перенес тяжесть тела вслед за второй ногой, перехватился покрепче и, зажмурившись, разом разжал пальцы. Падение оказалось легким и очень удачным – прямо на мягкий газон.

Боже! Он выпрямился, борясь с восторгом и ужасом. Сырой воздух влился в легкие бальзамом. Кожа сама, казалось, потянулась к сырости и ветру. Он раскинул руки в стороны и несколько раз глубоко вдохнул холодный ночной эликсир. Побег из тюрьмы. Вот, что чувствует человек, выпущенный на свободу! Под тапочками мягкий ковер из цветов и травы странно, неслыханно шуршал. Листья яблони, росшей под его окном, щекотали щеку и шею, как шелк, как… он не знал и не мог даже представить, с чем можно сравнить подобные прикосновения. Может, с поцелуями?

Ночь длилась и длилась. Ветер шумел где-то под небом, чуть задевая верхушки деревьев. Где-то вдалеке, там, где сине-зеленой стеной возвышался лес, стоял гул, мощный, строгий, пугающий. Какие знакомые звуки, но какие же они чужие, будто кто-то включил их на полную громкость с функцией «долби». Дмитрий огляделся. Соседский дом белел прямо перед ним сквозь кусты сирени. Рукой подать.

Он сделал шаг, другой, ощущение ходьбы по ковру не проходило. И почему он так долго лишал себя этого?! Ну, ничего, теперь все будет иначе, ведь он нашел выход.

Заборчик он преодолел одним прыжком, поломав, правда, при этом стебель кабачка, разлегшегося посреди огромных листьев сытым поросенком. Впрочем, стебель он сразу приладил, чтобы утром никто не обнаружил следов ночного гостя. На цыпочках он приблизился к приоткрытому окну, встал на выступ фундамента и заглянул внутрь.

Девчонка лежала на постели и что-то читала с фонариком, заслонившись от двери одеялом. На шорох она среагировала с проворностью полевой мыши: накинула одеяло, погасила фонарик и притаилась, не дыша.

- Эй! – позвал Дима, обалдевший от молниеносности происходящего. Как же убедить себя, что это не сон? – Эй, ты, вставай, не придуривайся!

- А ты кто? – перепуганное белое-белое лицо высунулось и обратилось к нему.

- Тебе-то что?

- Ты что, больной?- и хоть она злилась, видно было, что такой поворот ее не пугает, если не сказать забавляет.

- Пусти, я войду! – Дмитрий попытался открыть окно шире.

- Зачем это? – в голосе ее явно послышалось кокетство.

- А ты не знаешь? – схитрил он.

Залазь, - хмыкнула она, и сама открыла окно. – Давно ко мне такие хорошенькие мальчики не захаживали.

Пришлось повозиться, но с грехом пополам он все же справился. Они оказались лицом к лицу – женщина, уже повидавшая жизнь, хоть и отпраздновала недавно свое семнадцатилетние, уже познавшая и смерть, и любовь, и, наверняка, презрение и унижения, и он – мальчик, видевший за свои четырнадцать только двоих человек – маму и доктора, лишенный теперь даже телевизора и скандалов, ведь мама так старательно выполняла все его требования.