Враг мой, любовь моя

Правую и левую лапу что-то сжало, но я лишь отряхнулась и продолжила наш светский разговор:

— Шалтая-болтая собрали, дали мозги и сердце…

— Да, не ему! — истерично воскликнул Кролик, — не Шалтаю, тот так олухом бездушным и остался. Мозги дали Страшиле, а Сердце — Дровосеку.

— Но это им не помогло, — констатировала Соня, — Изумрудный Город потерпел поражение.

Изумруды. Что-то есть в этом такое… знакомое, сладкое, опасное.

— Ну не совсем поражение. Просто погрузился в Долгий Сон, — внес поправку Шляпник. — Но потом пришел Прекрасный Принц и разбудил Спящую Красавицу.

Синие, почти черные глаза, порочная улыбка и слегка вьющиеся волосы… Воронье карканье.

— А Волшебник? — этот вопрос все еще очень сильно меня волновал.

— А Волшебник пока еще не проснулся, — вновь встряла Соня. — Спит, и во сне творит всякое. То Искру притянет и Договором одарит, то опасные артефакты в ушастые руки всунет, душу чужую себе заберет. В общем ускоряет события, как может.

— А может он многое, — поддакнул Кролик.

— Прямо Брюс Всемогущий, — кивнул Шляпник.

— Могучий Тор, — мечтательно прошептала Соня, и ее мышиные уши вдруг вытянулись, заострились, став подозрительно похожими на лисьи.

— Настолько могучий, что даже может создать коробочку, из которой не может выбраться, — подмигнул одним глазом Кот, частично проявившись на стуле возле меня.

— Ну а Враг? — почему-то спросила я.

— Бармаглот! — Кролик неосторожно взмахнул лапой, сбив тарелочку с тортиком.

Нечестная компания дружно проследила взглядом за полетом сладости, эпическим попаданием в ствол ближайшего дерева и вернулась к прерванной беседе.

— Бармаглот есть, но его как бы и нет, — философски вставила Соня.

— Это как? — попыталась я сфокусировать на ней взгляд, мышка в платье почему-то рыжела, обрастала несколькими хвостами, но стоило сморгнуть, как Соня опять была Соней.

— Вот так. Ты его видишь? — спросила она.

Я недоуменно огляделась, но никого кроме присутствующих не увидела.

— Нет, не вижу.

— И он тебя не видит, но ты же существуешь? Вот и он существует, — отметила мудрая Соня, — Но пока ты его не увидишь, его как бы нет для тебя. Хотя он и есть.

Откровения Сони окончательно запутали мои мысли, я все пыталась осознать этого Кота Шредингера[1], когда другой Кот вдруг проявился и услужливо спросил:

— Еще чаю?

А говорил, что не пойдет к Шляпнику…

— Будьте добры, — сладкое и без чая шло хорошо, но запить чем-то приторность уже давно хотелось.

Мы втроем чокнулись чашками, звякнули ложками и продолжили чаевничать молча, видимо, исчерпав запас слов, положенных на сегодняшний день. Пирожные таяли во рту, растворялись в душистом напитке и приятной тяжестью оседали в желудке. В блаженном поедании шоколадно-фруктового изобилия прошло немало времени, по крайней мере, места мы успели сменить несколько раз, прежде чем я почувствовала, что все, следующую вкуснятину мне придется буквально пропихивать лапой. Н-да, неслабо пробивает на еду травка Бху… А вот чай, вопреки комментариям Кота, похоже обладал совершенно противоположным эффектом — уже после пятой чашки в черепную коробку робко постучалась первая здравая мысль с момента моего превращения в розовое недоразумение: какого саа’ле я тут делаю???

Кролик на меня внимательно посмотрел сквозь пенсне:

— Ну, пожалуй, хватит.

Соня кивнула, спрыгнула со своего стула бросила на меня прощальный взгляд, подмигнула и растаяла в воздухе. Не успела даже спросить, чего именно «хватит» как из сказочной картинки стали пропадать цвета и персонажи, и самое печальное — стол с еще не уничтоженными пирожными так же распался на отдельные островки, а после и вовсе исчез в серой дымке.

Мне навстречу вышел огромный крылатый ежик, с клыков которого капал зеленоватый яд. Ежик постоял пару секунд в торжественной тишине и внезапно свалился в траву, забившись в истеричном смехе.

— Чтоб тебя моорны покусали, Бах, ну какого саа’ле тебе все неймется? Не надоели эти приколы за столько веков?

— Неееет!

Проблеяло из высокой травы нечто, захлебываясь хохотом.

Ну что с него возьмешь, каждый развлекается, как может. Чаще всего «может» за чужой счет. Мне не жалко, но все же стоит внести некоторую ясность.

— Я так понимаю, тебе удалось собрать все свои личности воедино?

Бах показался из кустов отряхивая несколько помятую кше от налипших веточек и букашек — неуважительное отношение Бахурупы ко всему, что было связано с законами и традициями успела войти в легенду, прежде чем он мне окончательно не надоел своей безалаберностью чрезмерной даже для нашего Дома.

— Не совсем.

Рассматривая Баха, я немного потеряла нить разговора:

— Что не совсем?

— Не совсем собрал, ага.

Тьфу ты. На месте утонченных черт прирожденного Реш, проявилась желтизна и грубые линии Бху.

— Ну что ты так недовольно зыркаешь? Ну, решили мы быть едиными в трех лицах, ну так нам по статусу положено, боги мы!

— Где положено, там и отнять можно. Впрочем, если тебе нравится, то и дальше оставайся смотрителем этого зверинца, только открой мне хоть небольшой проход, не хочется тут блуждать еще несколько столетий.

Бах вновь обрел привычные черты.