Враг народа. Воспоминания художника

Двадцать лет спустя, в 1981 году, я разыскал в Париже магазин, где выставлялся Э. М. Белютин. Он располагался на старинной улице острова Сен-Луи. За столом сидел приветливый старичок, торговавший русскими и польскими книжками, а между книжными полками висели гуаши Элия Белютина. Их никто не покупал, и запыленные буклеты, от которых Москва сходила с ума, лежали в углу не разрезанными.

За ним давно наблюдали. И внутри и снаружи, и в Союзе и на Западе.

Прогулка на пароходе летом 1962 года стала последней каплей терпения власть имущих. Надо было заклеймить позором грязный притон идеологического диверсанта Белютина. Компрометирующих данных было полно. Столичные художники не рисовали виды России, а на казенном судне пили водку, ломали провинциальные музеи и дрались между собой. Способ разборки давно был отточен и разработан. Лагерный «сексот» Виталий Евгеньевич Лифшиц (Виктор Луи), ставший «специалистом по андерграунду», выполнял роль наводчика. Он широко открыл театральный занавес и тихо слинял за кулисы.

На заклание потащили Белютина и его «студию».

После международной шумихи в прессе из «отдела культуры» раздался звонок товарища Д. А. Поликарпова:

— Товарищ Белютин, вас приглашают на официальную выставку в Манеж.

— Это провокация! — завыл струсивший Элий Михайлович.

Несмотря на дерзкий отказ Белютина показать каракули своих подопечных высшему партийному руководству, оккультные провокаторы повысили тон до приказа.

— Да, это был приказ! — заключает партийный белютинец Леонид Рябичев, вызванный в «отдел культуры Москвы» с Н. М. Молевой и Геддой Яновской.

Элий Белютин подчинился и лихорадочно отбирал и сортировал произведения своих учеников. Художник Владимир Янкилевский, участник «Бунта в буфете Манежа», вспоминает:

«К девятке белютинцев в пожарном порядке пристегнули группу — Соостера, Соболева, Неизвестного и меня, показавших свои работы в гостинице „Юность“».

Таким образом сколотили мальчиков для битья и разместили в буфете выставочного здания Манеж.

«Двенадцать из них были евреи с кривыми носами и зелеными пальцами, — вспоминает скульптор Эрик Неизвестный, — и лишь одна русская по фамилии В. И. Преображенская».

Такой показательной порки не проводилось давно.

Заговорщики Академии художеств, мечтавшие раздавить опасных и неуправляемых конкурентов, немедленно смекнули, что настал час расправы, и явились в Манеж плотной командой.

Опуская хорошо известное собеседование в буфете, где скрестили сабли Н. С. Хрущев и скульптор Неизвестный с криками «Говно! Пидирасы! Расстрелять!» (Хрущев) и «Нет, я не педераст, а штыковой боец!» (Неизвестный), обратимся к победителям, выигравшим дело.

Для погрома академики подсунули самый слабый пункт московского новаторства — «студию» Белютина, где посредственность и мода, апломб и пустота сразу бросались в глаза. Студия назавтра рассыпалась и никогда не поднялась, но острота конфликта между официозом «соцреализма» и свободой творчества не снизилась, а, наоборот, к нему подключились все новые и новые проблемы идеологического порядка, захватившие всю советскую культуру.

Непрерывные заседания и встречи правительства с представителями советской культуры и литературы длились весь 1963 год. В оборот попали рязанский писатель А. И. Солженицын, написавший правдивую книжку о сталинских лагерях, и бригада живописцев, много тративших казенных денег на никому не нужные монументальные росписи. Наконец, прибавилась таинственная смерть ленинградского вождя Фрола Козлова, обвиненного в спекуляции валютными ценностями в крупных размерах.

(Закон РСФСР от 25 июля 1962 года, статья 88 — лишение свободы на пятнадцать лет или смертная казнь, с конфискацией имущества!)

Поднаторевшие в закулисных интригах академики смекнули, что зашли слишком далеко. Своенравного учителя рисования со сломанной психикой оставили в покое, монументалистов восстановили в «Союзе».

Несколько слов о «системе Белютина», привлекавшей амбициозную молодежь.

Если у «школы Фаворского» потолком мастерства был «объем в пространстве», у Николая Петровича Крымова — «тон изображения», то изобретательный учитель Белютин всем курсантам, независимо от возраста и образования, предлагал кратчайший путь к вершинам гениальности, логически обоснованный и простой. Им ставилась одна задачка — «добиться напряжения произведения» простейшим методом обработки бугристой поверхности при помощи мастихина и краски. Бугристая поверхность в любом классическом жанре — натюрморт, пейзаж, портрет — автоматически создавала высокое напряжение картины.

Курсанты мусолили на палитре фузу и втирали ее на поверхность холста до тех пор, пока не появлялись желанные бугры и напряжение.

«Напряженная вещь!» — была высшая похвала учителя.

Нетрудно догадаться, что такая «система», насквозь фальшивая, держалась в среде невежественного общества, лишенного прямых связей с мировыми экспериментами в искусстве, и, как только общество открылось, «система Белютина» испарилась, как смог под солнцем.

Россия — страна чудес!

* * *

Настал новый 1963 год.