Со времени боя у хижины условия его жизни стали куда лучше. Фабриция впечатлил рассказ сына, а также наличие двух раненых, выживших и попавших в плен. За это Ганнона перевели в разряд домовых рабов, сняли с него кандалы и позволили спать в доме. Сначала юноше это нравилось — ведь одним ударом он освободился от хватки Агесандра. Но спустя несколько недель он уже не был настолько уверен в своем счастье. Жесткая правда той ситуации, в которой он находился, стала еще отчетливее.
Три раза в день Ганнону приходилось присутствовать на семейных трапезах. Естественно, ему не было дозволено есть вместе с хозяевами виллы. Он мог видеть Аврелию и Квинта с утра до вечера, но не мог с ними поговорить, только если рядом никого не было. И даже тогда разговоры были короткими и спешными. Все это так отличалось от тех времен, когда они были вместе на поляне в лесу… Несмотря на вынужденную дистанцию, Ганнон хорошо чувствовал дух боевой дружбы, возникшей совсем недавно, но не гаснущей со временем. Квинт иногда подмигивал ему, Аврелия застенчиво улыбалась, и это стало лучом света в его нынешней жизни. Да и Элира, чья постель располагалась не дальше двадцати шагов от него, на полу атриума… К ней он подойти не смел. Ганнон понимал, что должен быть очень благодарен судьбе за нынешнее положение дел. В тех редких случаях, когда карфагенянин встречался с Агесандром, он ясно видел, что сицилиец все так же таит на него злобу.
— Отец! — послышался из внутреннего дворика радостный голос Аврелии. — Ты вернулся!
Любопытный не меньше других, Ганнон подошел к дверям кухни вместе с остальными рабами. Фабриций должен был вернуться только недели через две.
Хозяин виллы стоял у фонтана, одетый в подпоясанную тунику и сандалии. Когда Аврелия подбежала к нему, на его лице расплылась широкая улыбка.
— Я грязный, — предупредил он. — Запылился в дороге.
— Все равно! — ответила Аврелия, обнимая его. — Так здорово, что ты приехал.
— Я тоже по тебе скучал, — сказал Фабриций, обнимая ее в ответ.
Ганнон почувствовал укол печали, осознав свое собственное положение, но не позволил себе даже думать об этом.
— Муж мой! Хвала богам, что ты вернулся в целости, — произнесла Атия с обольстительной улыбкой, подходя к Фабрицию и дочери. Аврелия подвинулась, давая отцу возможность поцеловать мать в щеку. Они так смотрели друг на друга, что было ясно, какие чувства до сих пор живут в их сердцах.
— Наверняка ты хочешь пить.
— Горло сухое, как русло реки в пустыне, — ответил Фабриций.
Атия перевела глаза на двери кухни, откуда торчали лица глазеющих рабов. Нашла взглядом Ганнона.
— Принеси вина! Остальные — за работу!
Дверной проем опустел в мгновение ока. Все рабы знали, что лучше не перечить Атии, управлявшей домашним хозяйством железной рукой, пусть и в шелковой перчатке. Ганнон быстро достал с полки четыре самых красивых бокала и поставил на поднос. Юлий, дружелюбный раб, возглавлявший кухонное хозяйство, уже протянул руки за амфорой. Ганнон поглядел, как он разводит вино водой, вчетверо, по римскому обычаю.
— Вот и готово, — пробормотал Юлий, ставя кувшин на поднос. — Беги, пока она снова не позвала.
Ганнон поспешно исполнил приказ. Ему очень хотелось знать причину преждевременного возвращения Фабриция. Навострив уши, он понес поднос семейству, к которому только что присоединился Квинт.
Тот широко улыбнулся, прежде чем вспомнил, что теперь он — взрослый мужчина.
— Отец, — сдержанно сказал он, — рад тебя видеть.
Фабриций ущипнул сына за щеку.
— Еще подрос.
Квинт покраснел и, чтобы скрыть смущение, бросил требовательный взгляд на Ганнона.
— Давай наливай.
Ганнон замер, услышав приказ, но тут же принялся его выполнять. Его рука замерла над четвертым бокалом, и он поглядел на Атию.
— Да-да, и Аврелии тоже налей. Она уже почти взрослая женщина.
Радостное выражение исчезло с лица Аврелии.
— Ты нашел мне мужа? — спросила она жестко. — Вот почему ты вернулся?
— Не будь такой дерзкой, — хмурясь, сказала Атия.
Щеки девушки вспыхнули, и она опустила голову.
— Хотел бы я, чтобы все было так просто, дочь, — ответил Фабриций. — Хотя у меня есть некоторый прогресс в этом деле, в мире произошли куда более важные события.
Он щелкнул пальцами, глянув на Ганнона, и сердце юноши отчаянно забилось. Он продолжил ходить от одного к другому, подливая вина.
— Что случилось? — спросила Атия.
Вместо ответа Фабриций поднял бокал.
— Выпьем, — сказал он. — За то, чтобы боги и наши предки все так же благоволили нашей семье.
Лицо Атии слегка напряглось, но она присоединилась к тосту.
Квинта меньше беспокоили формальности, чем его мать, и он заговорил сразу же, как отец выпил вино:
— Скажи нам, почему ты вернулся!
— Сагунт пал, — спокойным голосом сообщил Фабриций.
Кровь прилила к щекам Ганнона, и он почувствовал, что Квинт смотрит на него. Он аккуратно вытер каплю вина с кувшина. Внутри же него все пело от радости. Ганнибал победил! Ганнибал!
— Когда? — спросил Квинт, переводя взгляд с Ганнона на отца.
— Неделю назад. Похоже, они никого не пощадили. Мужчин, женщин, детей. Немногих оставшихся в живых продали в рабство.