В июле 1940 г. Шмидт считал абсолютно невероятной возможность неожиданного нападения со стороны советской группировки в Прибалтике, тем более что некоторые соединения Красной армии были оттуда выведены. В случае наступления кризиса в «германо-английской войне» СССР мог оккупировать Румынию, но рейх не потерпел бы этого. Если бы Германия победила Англию, то можно было потребовать возврата Буковины, захват которой Сталиным выходил за рамки достигнутых ранее договоренностей. Далее могли появиться следующие варианты развития событий: Советский Союз уступает под давлением германского развертывания войск или в результате ограниченной войны его принуждают к этому, либо — вариант на крайний случай — военные действия начинаются по всему фронту, что будет означать «поход на Москву».
В данном случае также появляется известный сценарий военной интервенции, как это уже было и в 1938–1939 гг. 26 июля Гальдер принял Кинцеля с докладом о распределении сил Красной армии, хотя сам был занят выяснением уймы деталей касательно возможной высадки в Англии. Представленная Кинцелем карта с нанесенной на ней обстановкой не могла не вызвать замечаний Гальдера. Так, лучшую возможность осуществления операции он видел «в нанесении удара в направлении Москвы с одновременным обеспечением левого прибалтийского фланга. Далее ударом с севера русская группировка на Украине и на Черном море будет вынуждена сражаться перевернутым фронтом»{452}. На следующий день начальник его оперативного отдела, полковник Ганс фон Грейфенберг, преподнес Гальдеру новую идею: наступление усиленной южной группой. Тем не менее Гальдер оставался при своем прежнем мнении, его увлекла захватывающая идея удара силами северной группы, когда после решительного сражения она наносила противнику на юге удар с тыла{453}.
В конце концов, это был всего лишь обмен мнениями относительно «оперативной идеи», вызванный категориями времени, места и силы удара. При этом не исключено, что вытекавшее отсюда последствие — «поход на Москву» — оказалось именно тем пунктом, который заставил Гальдера помедлить с принятием окончательного решения. После того, как он получил данные о предполагаемой линии развертывания, он пригласил к себе на запоздалый завтрак 29 июля Маркса и поручил ему внимательнее проверить идеи, изложенные в предложенном проекте.
В тот же день Гитлер обратился к своему ближайшему военному советнику Йодлю с вопросом, насколько возможно нанести удар по России еще этой осенью (напомним: это была идея Гальдера, а не Гитлера). На поставленный вопрос Йодль сразу же ответил резким отказом, но это подтолкнуло его ознакомить свой штаб с содержанием беседы и начать собственные разработки{454}.
Следующее совещание у фюрера было назначено на 31 июля. Ожидалось, что на нем будут определены дальнейшие неотложные меры, способные повлиять на будущий ход событий. Накануне Гальдер обсудил с Браухичем сложившуюся ситуацию. Оба были едины в том, что военно-морской флот не справится с броском на Англию, по крайней мере этой осенью, но инициативу при этом ни в коем случае нельзя выпускать из рук. Поэтому далее они обсудили ряд возможных ударов по британским позициям в Средиземном море: по Гибралтару, Суэцкому каналу и Хайфе. Выдвигалась также идея «натравить» Россию на англичан и заставить русских наступать в направлении Персидского залива.
Из беседы Гальдера с Браухичем 30 июля 1940 г.: