Враг твой (СИ)

— А я тебе говорю, вылитые поняши!.. — вырывается из глубин корабля знакомый мозгодробительный голос Донны Ноубл. Судя по нему, на борту всё в порядке.

— Ну чем далеки — твои поняши? — стонет в ответ рыжий.

— Сам посуди! Между собой дружные и слаженные. В своей империи управляют всем, вплоть до численности полезных бактерий — в точности как пони управляют своим миром, и будь бы возможность, даже движением светил бы командовали, как пони. До жути боятся внешнего хаоса — ну прямо один в один, пончики тоже тряслись от одного упоминания о Вечнодиком лесе. И у них тоже этот, как его, абсолютизм с неоспоримым авторитетом правителя.

Невнятный возглас Доктора.

— Не виновата я, все дети сейчас это смотрят, приходится разбираться…

— А кто я тогда, о, знаток «My Little Pony»?

В голосе Донны то ли извинение, то ли смех:

— Дискорд ты.

— Кто?..

— Дракон хаоса. Вроде и враг, но порой помогает. Вечно вылезает непонятно откуда и гадит по мелочи.

Слышу, как обиженно поперхнулся Хищник. Так ему и надо — ну, конечно, если не считать, что весь разговор от начала до конца лишён смысла.

— А что, про пони уже в двадцать первом веке снимали? — изумлённо вопрошает голос Таши Лем.

— А что, — в тон ей отзывается Донна, — в шестидесятом веке про них ещё мультики рисуют? Капе-ец… Поняши бессмертны.

— К вопросу о бессмертных, — это Вастра, — кажется, я вижу Венди.

Быстрые шаги в мою сторону, приближается явно не один человек. Но я не оборачиваюсь, лишь гляжу на горизонт, вдоль которого разливается белое зарево от встающего Фалькуса.

— Коротышка? — окликает меня Доктор.

Не отвечаю. Странно, что присутствие низших существ меня не напрягает. Но если логически подумать, я же высшая. Я не должна на них реагировать больше, чем они заслуживают.

— Эй, коротышка, — шелест травы подсказывает, что Хищник совсем близко. В поле зрения попадают знакомые штанины. — Это ты?

Поднимаю на него лицо. Смотрю в пёстрые глаза.

— Подтверждаю.

Похоже, до него только сейчас доходит, в каком я виде — рыжий вдруг краснеет, прочищает горло, лихорадочно сбрасывает пиджак и накрывает им мои плечи. Да, так существенно теплее, а запах галлифрейца давно знаком и не вызывает сильного рывка агрессии. Что до его эмоций — безразлично.

Слежу, как Доктор, совладав с румянцем, присаживается на корточки рядом:

— У тебя длинные волосы…

— Подтверждаю, — что-то брезжит на самом краешке памяти, какое-то наполовину ухваченное воспоминание о длинных волосах и их значении.

— У тебя длинные волосы, — снова повторяет он, уже чуть более сдавленно. — И тебе… четырнадцать. Тебе четырнадцать!!!

— Биологический возраст внешней оболочки на момент активации, — согласно киваю я. Чутьё Повелителя Времени, как обычно, не подвело хозяина. — Ножницы есть?

— Сейчас принесу, — выдавливает Романа за моей спиной. И эта здесь? Впрочем, она сразу убегает.

— Тебе четырнадцать, — снова повторяет рыжий, как заведённый. — Ты же не хочешь сказать, что далеки ставили опыты на четырнадцатилетнем подростке?..

— Какая разница, объясни-и? — я даже позволяю слегка прорваться сарказму. Во-первых, нас никогда не останавливает возраст изучаемого образца, и на Галлифрее это знают. А во-вторых, психологически я уже не была так называемым «подростком», так что возмущение фактом моего биологического возраста не имеет смысла даже с точки зрения галлифрейской морали.

— Да-алеки… — Хищник со стоном хлопает ладонью по глазам, а потом медленно отирает лицо. Снова уставляется на меня. — А всё-таки, жёлтые.

— Жёлто-зелёные, — флегматично поправляю в ответ, сразу поняв, к чему это он клонит. У него дальтонизм? По словам и совет. — Проверься у офтальмолога на цветоощущение.

Хищник вздыхает, то ли тяжело, то ли с облегчением, и вдруг говорит:

— Ты меньше суток назад сказала, что когда-нибудь я обрадуюсь, что далеки такие далеки. Знаешь, это случилось даже раньше, чем мы с тобой могли ожидать. Я чертовски рад, что ты такой далек, до мозга костей.

Наверное, это был комплимент. Или признание. Но я ему почти рада: наконец-то Доктор прекратит пытаться видеть во мне человека. Ведь я не человек.

К нам подсаживается Таша Лем, виноватая и радостная одновременно. Эти чувства низших. Зачем они нужны, если в них так сложно разобраться? Польза богатства эмоций и их смесей — миф. Мир стоит на простоте, и в этом отношении мы, конечно, идеальнее — даже без фильтра или злость, или радость, и никаких запутанных, как провода после взрыва, чувств.

— Венди, ты в порядке? — спрашивает папесса. Похоже, отрабатывает заботу. Что это она? Ведь ненавидела далеков.

— Подтверждаю, — спокойно отвечаю, не удостаивая её особым вниманием.

— Прости, я не знала…

Это уже интереснее. Всё-таки поворачиваюсь, чтобы лучше видеть Ташино лицо и как-то разобраться в её странных словах:

— Не понимаю мотивации. За что ты извиняешься, объясни-и?

Ещё любопытнее, у неё глаза слезятся — совсем немного, но мне заметно.

— Я… Если бы я только знала, я бы не стала стрелять.

Она добилась моего полного недоумения.