— Замолчи, не трепись. Я определяю тебе наказание… Я исключаю тебя из этого собрания. Ты уйдешь немедленно… Ты будешь лишен и приятной беседы членов этого воспитанного сообщества и украшающих наши столы изысканных закусок!
— Помилуйте, господин председатель…
— Я не желаю слышать твою болтовню… Налево! В сторону улицы, шагом марш!
Хомонголос сделал вид, как будто какие-то невидимые руки потащили его к выходу, и он, уклоняясь от невидимых ударов и пинков, корчась на ходу и мотаясь из стороны в сторону, помчался вперед.
Но был ли он в действительности пристыжен? Или просто выдумал предлог, чтобы сбежать из этого общества, с которым не находил общего языка? Не знаю. Ясно только то, что Хомонголос хотел скрыться и больше уже не появляться. Моя тетя Макбуле попыталась преградить ему путь со словами:
— Слишком легкое наказание вы себе выбрали, господин Зия! С вашего позволения, мы придумаем для вас более суровое и оставим вас здесь до утра.
Ее поддержали многие из присутствующих:
— Да, правильно… Не отпустим Хомонголоса!
Никто на него особенно не был в обиде. Люди обижаются только на того, кого уважают, не так ли, Нермин?
Хомонголос поклонился моей тете и согласился:
— Благодарю вас, только вы же знаете людей… Вдруг я еще что-нибудь натворю? Не станете сердиться?
Сказав это, он смешался с толпой. На сегодня его роль главного клоуна была сыграна. Пока его друзья танцевали, он бродил по саду. Периодически он приближался к столам и наливал себе спиртное.
Почему-то этот человек больше всех занимал меня в ту ночь.
«Надо найти этому женоненавистнику более строгое наказание, чем тетушкино. Чтобы он понял истинную силу женщин. Надо отомстить за ту девушку, которой он не позволил попрощаться с женихом, лежавшим на смертном одре. Надо его Проучить так, чтобы он никогда больше не смел говорить о женщинах в таком тоне!»
С такими черными мыслями в душе я подошла к Хомонголосу. Он стоял, прислонившись к дереву, и, засунув руки в карманы брюк, наблюдал за танцующими.
Я сладким голосом по-дружески спросила у него:
— Вы не танцуете, господин Зия?
Он, не меняя позы, ответил:
— Я только смотрю, сударыня.
— Вы, наверное, не любите танцевать?
— Мне нравятся любые движения. Даже кувыркание полезно для здоровья.
— Почему же тогда вы не участвуете?
— Я буду танцевать, но не один же… Нужен партнер для танца. И здесь ведь не так, как в боксе. Партнер не должен быть мужчиной. Нужно, чтобы он был женщиной…
Он снова слегка улыбнулся, не поворачивая головы.
Я продолжила:
— А вы не любите женщин.
— Боже мой, сударыня. Если к человеку пристанет какая-нибудь молва…
— Но ведь в этом же есть доля правды. И те слова, которые вы сказали перед этим, кажется, подтверждают то же самое.
— Пощадите, госпожа… Я только недавно ляпнул кое-что невпопад… Не искушайте вашего покорного слугу второй раз столкнуться лицом к лицу с той же самой опасностью — оказаться в неловком положении. Давайте оставим эту щепетильную тему.
Хомонголос наконец-то удостоил меня взглядом своих прекрасных китайских глаз. Мои первые шаги увенчались успехом. Я хотела вначале разозлить его, вызвать на горячий спор. Теперь я должна была быстро изменить манеру поведения.
Тихим проникновенным голосом я начала:
— Я не такая, как другие девушки, господин Зия. Я люблю спорить и не обижаюсь на правду. Вы можете говорить со мной открыто, как с одним из ваших товарищей, ничего страшного…
Хомонголос еще раз взглянул на меня. Потом, снова уставившись на танцующих, произнес:
— В таком случае я не виноват… вы хорошо знаете, что все эти танцы изобретены африканскими дикарями. На мой взгляд, дикари — это люди, живущие естественной полной жизнью. Они пока не знакомы с шутовскими гримасами цивилизованного общества. У них стальные мускулы, твердые, обжигающие, как потоки холодной воды, движения. Подумайте сами, танец, придуманный этими людьми, может ли быть воспроизведен вон теми кривляками, которые пытаются подражать чужим движениям?
Он показал рукой на танцующих и, горько усмехнувшись, замолчал.
Я попыталась возразить ему, чтобы не раскрывать раньше времени свои карты:
— Да, но признайте, что они танцуют, соблюдая чувство ритма и изящно, такое вряд ли встретишь у дикарей.
— По-моему, ритм и изящество могут быть основаны только на силе. А эти тонкие, как щепки, задыхающиеся барышни, которых тронь, они и рассыплются, что за удовольствие они находят в танце?
— Да, но если одна из них будет держаться за руки такого сильного мужчины, как вы…
Хомонголос, не дав мне договорить, дернул плечами и воскликнул: