Враги большого леса

Один раз Максим поднимался на высоту в десять километров (до тех пор, пока разреженность воздуха не начинала сказываться на дыхании), чтобы сориентироваться. Ещё раз они опустились практически на кроны «секвой», так как глазастый ботаник увидел ранее не встречающийся вид растительности и попросил пилота снизиться.

Зависли над озерцом с бирюзовой водой, окружённым густыми зарослями какого-то кустарника (ни одного высокого дерева в этих зарослях не было видно), и Костя воскликнул с удивлением:

– Батюшки-светы! Да это же чистой воды эхиноцистис шиповатый!

– Да ну? – равнодушно отозвался Максим, не понимая, что взволновало ботаника.

– Ну да, форма кустов, листья, ветвление… В Америке эхоноцистиса полно, но, оказывается, он и здесь прекрасно себя чувствует.

– Чем же он знаменит?

– Это злостный сорняк! По инвазивности он занимает третье место после клёна ясенелистного, кстати, тоже американского происхождения, пыльца которого является сильнейшим аллергеном, и мелколепестника канадского. Забивает насмерть сады и берега рек.

– Странно…

– Что странного?

– Зачем нашему райскому лесу такая агрессивная растительность?

– Если это действительно Заповедник, то в нём могут произрастать любые формы растительности. Тем более что лес, защищая основное население, каждое такое семейство окружает своими роботами-охранниками.

– Ты имеешь в виду «мангры» и «баньяны»?

– По сути это плантоиды, призванные блокировать инвазивные очаги флоры.

– Но они окружают и, так сказать, мирные ареалы, такие как наш березняк вокруг болотца.

– Все эти болотца когда-то были воронками от бомб, я уже говорил об этом. Абсолютно убеждён, что здесь тысячи лет назад шла война и лес вырастил вокруг воронок, впоследствии ставших болотцами, цепи защитных растений – баньянов, баобабов и мангров. Он и сейчас продолжает контролировать лесное население, выращивая цепи плантоидов вокруг новообразований. И ракету-яйцо он заблокировал, и ваш чёрный лес пытается остановить плантоидами, если верить вашим рассказам.

– Увидишь сам.

– В общем, я полагаю, что наш лес – мощная экосистема, обладающая зачатками интеллекта. Вы даже общаетесь с ним, так что могли бы спросить напрямую, прав я или не прав.

Максим промолчал. Его общение с лесом нельзя было сравнить с общением двух людей, так как прямого диалога пока не получалось. Но ботаник был прав: стоило достучаться до сознания леса и выяснить, что предшествовало созданию экосистемы Заповедника и что в конце концов представляет собой этот мир.

Оставив «инвазивную поросль» в окружении толстопузых плантоидов за кормой, аэробайк устремился «на север», где располагался ещё один агрессивный пришелец – чёрный лес, наступавший на лес Заповедника, и через час достиг цели.

Зависли перед гигантской растительной опухолью на высоте полукилометра.

Максим уже дважды любовался «армией вторжения» чужого леса и то невольно поёжился, ощутив дыхание жуткого растительного монстра.

Костя же был просто потрясён увиденным.

– Отпад! – пробормотал он прерывающимся голосом. – Феноменально! Я думал, вы преувеличиваете…

– У нас мало времени, – потянулся к прикладу винтовки Максим. – Можешь определить наиболее опасные виды растительности?

– Да их тут до фига!

– Ну хотя бы самые выделяющиеся.

– Во-первых, лианы, смотрите, как они душат завитками нормальные деревья на краю зарослей. А лианы, как известно, почти все являются самыми настоящими паразитами. Прицепляясь к деревьям, они высасывают из них соки. Вон ещё петли, похожи на корни дикого муската, – мы такие уже видели. А это, по-моему, родич буджума. – Костя ткнул кулаком вниз. – Видите, деревья в форме перевёрнутой морковки с двумя-тремя отростками наподобие щупалец на макушке? Листьев у него нет, вместо них ствол и ветки усеяны колючками, как у фагары.

– Как у кого?

– Фагара – дерево в Южной Африке, его ещё называют «лихорадочным». Весь его ствол усеивают шишки с острыми шипами.

– Ты видишь эти шипы с полукилометрового расстояния?

– Вижу, – радостно признался Костя. – А там вон скопление кустов – точь-в-точь юкка, только помассивнее. У нас она растёт в калифорнийской пустыне. А это пальма астрокариум. Видите высокие жерди с канделябрами? И у этой пальмы весь ствол покрыт щетиной шипов. А там дальше, по-моему, родственница бумажной шелковицы. Видите заворот кишок?

Максим снизился на добрых сто метров и увидел самое настоящее гигантское кружево, сотканное из переплетающихся, как багровые кишки, древесных стволов, своеобразным хоботом вонзившееся в пояс из многоходульных «панданусов».

– Копьё… такое впечатление, что эту поросль натравили на деревья нашего леса.

– Направленное ветвление, – важно сказал Костя, чувствуя себя в своей стихии. – Земная флора тоже демонстрирует подобные эффекты, только в меньшей степени.

– Интересно, ведь кто-то же управляет этим процессом?

– Не обязательно, – передёрнул плечами Костя.

Максим заметил под аппаратом сгущавшуюся дымку из чёрных точек, поднял машину повыше.

– Шмели проснулись. Сделаем облёт, потом спустимся к найденному трупу инопланетянина.

– Хорошо.