Враги народа

Визит к нему я оставил напоследок. И вот однажды снял трубку и позвонил ему.

Тот демонстрировать свое начальственное величие не стал и даже искренне обрадовался мне.

– А, товарищ Ремизов. Вспоминал вас не раз после той встречи на выставке. И всегда рад видеть. Заходите… Ну, хотя бы, в среду. Вас пропустят, я распоряжусь. Интересный разговор есть…

Ну что же, приглашение получено. И заинтриговал он меня сильно. Что у него за интересный разговор?..

Глава 8

Конструктивистское здание Наркомата земледелия занимало целый квартал на Садово-Спасской улице. Оно притягивало взор сочетанием плавных округлых обводов с уступчатыми углами и большими затейливыми окнами. Архитектор Щусев достиг интересного эффекта – в очертаниях здания были свет, простор и, главное, ожидание неясного, но вместе с тем захватывающего будущего. Конструктивизм вообще жил под знаменем – оторваться от настоящего и лететь в дали грядущего. Часто архитекторы сильно с этим перебарщивали, и у них получалось нечто угловатое и несуразное. Но это здание мне нравилось всегда.

Удостоверением я светить на проходной не стал. Отправился в бюро пропусков, показал паспорт, и мне выписали бумажку. Прошел через фойе к лифтам непрерывного действия. Они меня всегда пугали – казалось, без остановки движущиеся одна за другой кабинки без дверей однажды начнут пережевывать пассажиров.

Мне на восьмой этаж – самый высокий. Вот и приемная с пожилой полноватой секретаршей. Белобородько в этой роли совершенно не переносил смазливых молоденьких пташек.

– Вас ждут, – торжественно изрекла секретарша.

Просторный кабинет был почти пуст, с минимумом мебели и практически без украшений. Стол для совещаний, сейф, портреты вождей. На столе пара папок, несколько телефонов. И единственная дорогая и солидная вещь – массивный бронзовый чернильный прибор с фигуркой танцовщицы. А так в целом все аскетично и функционально.

Сам я никогда не был приверженцем пошлой роскоши. Вон, некоторые наши функционеры тащат на рабочее место вычурную мебель и всякий антиквариат. Скромнее надо быть. Хозяин кабинета разделял такое мнение.

Заместитель наркома земледелия Белобородько принял меня как родного. Похлопал по плечу. Усадил напротив себя на дубовый стул с высокой неудобной спинкой. Поднял трубку и велел секретарше:

– Анастасия Евгеньевна, ко мне полчаса никого не пускать.

Хряпнули мы с ним по наперстку коньяка по нашей старой традиции. Затянули неторопливый и в целом ни о чем разговор.

– Тут с Панариным встречался, – я поставил опустевшую серебряную рюмку на стол. – Он сейчас в Наркомате торговли.

– Вижусь с ним периодически, – кивнул с ироничной усмешкой Белобородько.

– Забронзовел слегка. Очень важный… А Куличков ничего так, доступен людям, хоть и высоко забрался.

– Я давно понял, что карьера сама по себе не значит ничего, – мягко улыбнулся Белобородько. – А значит только, кто ты есть в основе своей и насколько способен двигать дело. Чем выше карьера, тем больше возможностей. А все эти спецпайки, служебные машины и дачи, подчиненные, ловящие на лету твои умные мысли – это мишура. Мы созданы для борьбы, а не для карьеры ради карьеры и бытовых радостей. Мы с вами, Ермолай Платонович, такая особая порода.

– Насчет вас согласен. А про себя бы не сказал. Я обычный, может, даже совсем недалекий служака.

– Недооцениваете себя. У нас с вами есть определенный масштаб личности и профессионализма. А значит, должен быть соответствующий масштаб задач. Вот вы сейчас чем конкретно занимаетесь?

– Секретарствую потихоньку. Входящие и исходящие документы в аппарате НКВД. Скромненько, конечно. Но после того, что пришлось пережить, очень способствует восстановлению душевного равновесия.

– Перебираете бумажки, значит. А ведь это преступление – не реализовывать себя.

– Так судьба распорядилась.

– Судьба – материя тонкая… Кстати, о работе я и хотел переговорить с вами.

– Весь внимание.

– Я, скорее всего, последние недели здесь дорабатываю. Возникла некоторая перспектива.

– На повышение?

– Сглазить боюсь. Однако есть мнение назначить меня Председателем комиссии советского контроля при Совнаркоме. Партия считает, что справлюсь. Ну а мне ожидания партии не оправдать – это лучше пулю в лоб.

– Весьма рад за вас.

– Я уже продумываю грядущие кадровые расстановки. И мне очень пригодился бы человек вашего плана. Вашего опыта, принципиальности и въедливости.

– Я же в кадрах НКВД.

– Это все решаемо. Сперва дело, а потом формализм, – он выжидательно посмотрел на меня.

– Принципиальных возражений не имею. Но будет вечер – будет пища. И тогда будем обсуждать конкретику.

– Разумно, – кивнул он.

Мы еще перекинулись легкими фразами и ничего не значащими воспоминаниями. Опрокинули еще по наперстку коньяка. Отведенные полчаса на встречу заканчивались, и я засобирался.

– Так что заходите снова, – напоследок сказал Белобородько. – И обсудим наше дальнейшее сотрудничество.

– Обязательно, – я поднялся и окинул еще раз быстрым взглядом кабинет.