Но есть и другие замечания: относительно философской статьи идеалиста Гегеля «Наука логики», статьи, в которой автор опровергает атеистические воззрения Эпикура и других людей, что, разумеется, совсем не понравилось Ленину. Вот что он помечал сбивчивым, торопящимся почерком на полях своей тетради в ответ на слова Гегеля: «Замечательно верно и глубоко», «Очень верно и важно», «Очень хорошо и образно», «Умно и остроумно… БОГА ЖАЛКО?!! СВОЛОЧЬ ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ!! 31
Есть и иные записи, например, о работах профессора Лифмана, вождь высказал следующее: «Точка зрения – апологета буржуа, тупого, довольного, самодовольного… Автор – махровый дурак, как с торбой возящийся с дефинициями – преглупыми…». 32
А есть и вовсе неприличные пометки, относящиеся к книге Г. Шульце-Геверница: «Тон ликующего германского империализма, ТОРЖЕСТВУЮЩЕЙ СВИНЬИ!!!» «ВЕЛИЧАЙШИЙ МЕРЗАВЕЦ, ПОШЛЯК, КАНТИАНЕЦ, ЗА РЕЛИГИЮ, ШОВИНИСТ!!!»
Ну не мог Ильич сдерживать свои эмоции, когда кто-либо даже вскользь говорил за религию, за Бога. Это была одна из немногих тем, которая доводила его до сумасшествия, до исступления. Так, совсем недавно, заставил изрядно понервничать вождя Максим Горький, который то и дело писал ему в надежде докричаться, объяснить что-то или просто, рассказать о своих мыслях. Упомянув в одном из писем об исканиях истин, он получил молниеносный ответ:
«…всякий боженька есть труположство… всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье с боженькой есть невыразимейшая мерзость… самая опасная мерзость, самая гнусная «зараза».
Ваш В.И.33
Сейчас Владимир Ильич с удовольствием просматривал этот дневник, вспоминая, вспоминая, вспоминая. В последнее время ему больше удовольствия приносило погружаться в меланхолические грезы прошлого, нежели реально оценивать современную ситуацию. Там были рвения, бешеный адреналин, энергия, а здесь – драка за власть, лицемерие, бесконечные подставы. День ото дня вождь понимал, что его окружение только ждет часа, когда сможет смести его, смести мощной волной цунами, и эта дума страшила, лишая возможности мыслить и строить планы на будущее. «Что посеешь – то и пожнешь», гласит народная мудрость, но и народную мудрость Ильич не переваривал….
Звенящую тишину кабинета нарушил тихий, осторожный стук в дверь.
– Войдите, – провозгласил хозяин кабинета.
В дверь затравленно-угоднически просунулся помощник.
– Владимир Ильич, к вам пришли. Говорят, вы ждали…
– Кто?
– Профессор Казаков.
– Пусть войдет, – возбужденно объявил Ленин.
Через секунду в кабинет вошел немолодой уже человек. Поправив очки, и переложив из правой руки в левую папку с принесенной документацией, гость вступил в апартаменты правительственного кабинета.
– Доброго здоровьица, товарищ Ленин, – вкрадчиво тихо запричитал Игнатий Казаков, – я принес то, о чем мы с вами разговаривали недавно.
– Отлично, отлично. Я как
– Да, Владимир Ильич. Токсилогическая лаборатория будет функционировать. Спец. оружие, можно сказать, уже у нас в руках34
.– П
– В ближайшее время. Опыты будут проводиться на политзаключенных. Через несколько недель, я принесу вам отчет о проведенных экспериментах.35
36 37– Вы, Казаков, молодец! Заслуживаете о
– Конечно, конечно…
– Ну, вот и ладненько. Идите,
– Слушаюсь и повинуюсь…
19.
На фоне солнечного, теплого весеннего дня несуразным пятном чернеет старое, повидавшее немало на своем веку тюремное здание, обнесенное несколькими рядами колючей проволоки. Взвод солдат день и ночь сторожит его и тех, кто томится под сводами, тех, кто в большинстве своем не имеет никакой вины.
К зданию проехала машина.
– Кто-то из верхов, – с восхищением произнес один из молодых солдатиков, стоявших на посту. Он еще не осознавал в полной мере, что здесь происходит, пребывая в сладком забвении незнания.