На свой страх и риск Митька толкнул дверь, она была открыта. Выйдя на крыльцо, он с наслаждением вдохнул свежий, чуть схваченный утренним морозцем воздух. Огромное, восходящее, но уже холодное солнце, вносило в эту картину фантастические нотки, блики, отвести взгляд от которых человеку, познавшему горести тюремного заточения, просто невозможно. Так и простоял Митька, подставив лицо солнцу, минут пять, пока не заметил у плетня бережно сложенные бревнышки, которые, скорее всего, были предназначены для дров на зиму. Чуть поодаль лежала крохотная горсточка криво налущенных дров и валялся топор.
Глядя на них можно было представить, как хрупкая девчонка тщетно пыталась рубить дрова, размахивая огромным, тяжелым топорищем. Митька опять улыбнулся: «Какая же старушка все-таки упорная и сильная! Надо ей помочь…». Мужчина взял топор в руки. Как давно ему не хватало этого такого простого человеческого счастья. Вроде бы, что это, нарубить дров? А ведь тут целая философия! Нарубить не для тюремщиков, не в голодном и полумертвом состоянии, не в мороз в -30, а на свободе, для доброй спасительницы, в тихий, погожий денек, когда на душе, пусть и не спокойно, но все-таки, мирно. Счастье, что и говорить.
Спустя полчаса у забора показалась хорошая колода из дров, аккуратно сложенных, одна дровина к другой, так что получилось очень даже красиво, по-русски. За этим занятием хозяйка дома, вернувшаяся с водой, и застала своего гостя. Она остановилась ненадолго, задумчиво посмотрела на него и вошла в дом. Настя собиралась приготовить что-нибудь из ничего. Задача не из простых.
46.
Со времени первой встречи Митьки и его спасительницы прошла уже неделя, и все это время мужчина не решался ни заговорить толком с хозяйкой дома, да и она не шла на контакт, постоянно убегая по своим делам, ни выйти на улицу. Все время казалось, что за углом притаились каратели. В принципе, так оно и было. Узнав о происшествии в тюрьме, советы направили по следам антоновцев и сбежавших зэков ищеек.
Кого-то нашли и вернули, и этим последним, пришлось в сто раз хуже, чем прежде. Среди пойманных был и тот старый, матерый уголовник, который нанес подлый удар Митьке. В карцере, под пытками уголовник скончался.
Кто-то сумел надежно спрятаться и сейчас выжидал, сев на дно.
Бежавших спасло то, что внимание советов вскоре отвлекли новые беспорядки уже в другом очаге нарастающих конфликтов между крестьянами и советами, и все силы были переброшены туда. В городе настало кратковременное затишье. Почуяв это, Митька на утро восьмого дня вызвался сам сходить за водой. Невыносимым было ему это сидение, но и удивительным то, что добрая хозяюшка так заботливо скрывала его от любой опасности. Но более сидеть под замком он уже не мог. В этот день Митька собирался подсобить еще, чем мог в доме, и поговорить с его владычицей. Нужно было уходить, подальше, куда глаза глядят, нужно искать работу, свое место, если это возможно. А бабушке за всё спасибо.
Встав пораньше, еще до этой ранней пташки, которая белкой крутилась в бесконечных делах целый день, Митька взял ведра и пошел на озеро, за водой. Идти нужно было далеко, по узкой, извилистой тропинке. На старости лет, как думал дорогой Митька, такой путь проделать нелегко.
Вокруг расстлался завораживающий пейзаж. Несмотря на то, что это была окраина города, вдаль уходило бескрайнее поле, сейчас заброшенное, забытое, густо поросшее бурьяном. С другой стороны тянулась длинная лесополоса, изгибаясь легкой волной, уходящая в сиреневую даль. И только с третьей стороны, откуда и шел Митька открывался вид на старый город, оканчивающийся парой тройкой покосившихся домишек, в которых доживали свои дни свидетели событий, происходивших еще при суровом Александре III.