Врангель. Последний главком

Выматерившись, полковник Топорков осторожно опустился на расстеленную бурку. Чтобы не потревожить ногу, задетую шрапнелью, опёрся, как на костыль, на шашку. Не помогло: гримаса боли исказила на миг тёмно-жёлтое, монгольского типа лицо. Ни стоять, ни доложить по всей форме сил не осталось — только поднести к обветренным, чуть вывернутым губам помятую фляжку... Глотнув пару раз, снял папаху и вылил остатки воды на обритую голову. Мрачная задумчивость сковала распаренное лицо, обескровленные губы плотно сжались, с опущенных кончиков седоватых усов стекали капли.

В ином случае Врангель не стерпел бы такой мужицкой простоты. Но слишком многое зависело от этого человека — приземистого и широкогрудого, почти квадратного, в потрёпанной серой черкеске. Грубые, словно вырубленные, черты, непреходящая мрачность и замедленные движения старили его: в неполные сорок выглядел на все пятьдесят.

Из госпиталя Топорков вернулся позавчера. Раньше положенного: рана едва затянулась. Но Врангель поспешил назначить его командиром 2-й бригады вместо Афросимова. И сразу — в дело...

...Как лбом в стену, упёрлась ,1-я конная дивизия в Михайловскую. Группу противника, что укрепилась в станице, разведка исчисляла в 10—15 тысяч. Командовал ею будто бы сам «главковерх» Сорокин.

Позиция большевикам досталась выгодная.

Левый фланг, юго-восточнее Михайловской, прикрыла Лаба: широко, чуть не на версту, раздробилась в этом равнинном месте на многочисленные рукава. Островки, между которыми они протекали, сплошь заросли камышом и тощими группками деревьев. Вдобавок на левом берегу, у черкесского аула Каше-Хабль, они заняли небольшой плацдарм и тем обеспечили за собой железнодорожный мост ветки Армавир — Туапсе. Центр позиции, выгнутый на северо-запад, к Петропавловской, пересёк несколько пологих холмов: на них установили батареи. А камыш, непроходимо густой и до полутора саженей высотою, перегородил низины надёжнее колючей проволоки. В одной из них брала начало болотистая балка Глубокая. Изгибаясь на восток узким и длинным, почти на 12 вёрст, языком, она прикрыла и центр, и правый фланг.

Раз отсутствие удобных подступов исключало удар во фланг, Врангель бросил полки во фронтальную атаку укреплённых высот — тремя разомкнутыми эшелонами, с переходом на полевой галоп за четыре версты. Азартно, как под Каушеном.

Азарта хватило на две атаки, на два дня.

Численное и огневое превосходство большевиков было полным. И они, ограничившись пассивной обороной, без суеты, даже с каким-то унижающим спокойствием оба раза отбрасывали атакующих...

Батареи дивизии лишь изредка нарушали нагоняющее тоску молчание. Подсумки и патронташи как были, так и оставались почти пустыми. А потому казаки головы класть не спешили: при первых разрывах шрапнели, едва начинали ржать раненые лошади и вываливаться из седел убитые станичники, натягивали поводья и поворачивали назад. Командиры же сотен — молодые и неопытные, военных выпусков, хорунжии, сотники и подъесаулы — терялись совершенно: казачий поток накрывал их с головой.

Понесённые потери не окупились даже мелочью: хотя бы нащупать уязвимый участок — и то не удалось.

Успех, убедился быстро, дадут только огнеприпасы. А их обязан дать штаб армии. Отделение связи, получив хорошую выволочку, наладило наконец через Тенгинскую бесперебойное телеграфное сообщение с Екатеринодаром. Одна за другой пошли Деникину, Романовскому и генерал-квартирмейстеру полковнику Сальникову телеграммы с указанием на большие потери, исключительную сложность поставленной задачи и невозможность её решения без присылки такого-то количества артиллерийских и винтовочных патронов.

Как мог, старался умерять требовательный тон, даже позволял Баумгартену смягчать кое-что.

Вместо огнеприпасов, однако, штаб слал в ответ лишь те же телеграммы: голубовато-серые листочки старых, ещё с царским гербом, бланков с наклеенными обрывками белой ленты. Отбитые на них аппаратом «Бодо» числа, а чаще — незашифрованные слова, плохо пропечатанные и вдобавок с пропусками, разжёвывали, будто неучу, смысл отданных директив, настаивали на «решительных действиях» и требовали наступать «минуя все препятствия».

Это Врангель ещё понимал. Слева от него Дроздовский — 3-я дивизия — безуспешно штурмует Армавир. Дальше на юго-восток Боровский[50] — 2-я дивизия — имеет задачу перерезать Владикавказскую железную дорогу. А справа Покровский — 1-я Кубанская дивизия — вчера потерял с неделю назад взятый Майкоп и теперь пытается вернуть... Но даже если они добьются успеха, Михайловская группа, острым клином входящая глубоко в их фронт, способна нанести удар в тыл любому из них и свести на нет достигнутый успех. Так что будь он на месте Деникина и Романовского, признался себе, и сам настаивал бы на разгроме в первую очередь именно её.