В этот раз родители нас встречали в доме, а младшая Елисеева укоризненно посмотрела на сестру. Типа: чего так долго. Но стол был уже накрыт. После всех приветствий и расшаркиваний, чинно уселись за стол, и мне даже стало казаться, что мы сидим тут со вчерашнего дня. Я исподтишка наблюдал за хозяином, он ел и пил чай наравне со всеми. Неужели вместо десерта будет кушать наливку? Словно отвечая на невысказанный мною вопрос, он залихватски подмигнул мне, и, вдруг, в руке у него оказалась бутылка мадеры. И тут же фужеры оказались на столе. Может они сразу стояли? Но пить мадеру на сытый желудок: это как?
— Извините, Илья Иванович, — сказал я, изображая трезвенника. — Может чуть попозже.
Полина вздохнула с облегчением и уселась за пианино. Папенька пожал плечами и откушал мадеры изрядную порцию, а я подивился крепости его желудка. Ну, а наша джаз банда начала репетиции. Тут уж любой наблюдатель скажет, что это именно репетиции, а не просто музицирование. Исполнение песен Окуджавы сестры довели до совершенства. Впрочем, по моему мнению, лучше Булата Шалвовича, его песни никто не исполняет. Однако, Полина удачно вела мелодию, а голос Надежды был столь бодр и насыщен, что успех у слушателей, когда таковые появятся, гарантирован.
Исполнив все, что вчера Надежда записала гусиным пером, обе дамы вопросительно уставились на меня. Я, конечно, понимал, что меня ждет. Скажу больше, я еще вчера знал, что девицы будут ждать новых песен, но не подготовился и теперь был в положении школьника, не выучившего урок. Но что-то делать надо, попытался вспомнить старый романс: «
Скоро я понял, что песни можно особо и не переделывать. Те, непонятные в этом веке слова: самолеты, пароходы, поезда, слушателями не воспринимались, звучали как тра-ля-ля, а смысл и мелодия шли на ура. А в конце я исполнил «Шамаханскую царицу» Городницкого. Уж не знаю, написал ли Александр Сергеевич, свою сказку о золотом петушке, скорее всего, нет, но по поводу страны Шамахи, вопросов никто не задавал. Восток далеко, стран там много, и в существовании Хвалынского моря никто не усомнился. Записывать эту песню девицы не стали. Зачем? Ведь им ее не исполнять.
Окончание визита пошло по вчерашнему сценарию: обед, мадера, прощанье с дамами и обещание продолжения встреч и новых песен. Была небольшая разница лишь в том, что я не переусердствовал с мадерой и в седле держался уверенно. А еще я дал себе зарок: завтра в поместье Елисеевых не появляться. Сделать это было проще простого: не ездить на озеро. А если девицы прибудут сами, чтоб справиться о здоровье… Надо что-то придумать…
Ничего придумывать не пришлось. Во-первых: мне всю ночь снились синие глаза и черные кудри Полины, во-вторых: на другой день я просто мечтал побыстрее оказаться у Елисеевых, чтоб опять увидеть ее. И куда делось мое вчерашнее желание прекратить визиты? Свой режим дня я не нарушал. Встал, как обычно, в шесть часов, заставил себя не спеша проделать все физические упражнения и вскочил на коня, чтоб ехать на озеро. Ольга проходила по двору, когда я выезжал из ворот. На этот раз она не подошла ко мне, только странно усмехнулась, а я приветливо помахал ей рукой. «Дворовые девки знают свое место», — подумал я, и в предвкушении поскакал на озеро галопом, чего раньше не делал.
На озере все было как обычно, я быстро переоделся в купальные трусы, — так я окрестил свою обновку, сшитую Ольгой, — и поплыл на середину озера, ожидая появления амазонки. Я не только накупался всласть, но даже начал замерзать, когда понял, что Полина запаздывает. Тут до меня дошло, что она ждет меня у дороги и это не она, а я опаздываю. Сообразив, я моментально оделся, вскочил на свою кобылу и поскакал к дороге, где вчера мы встретились. Вот только сейчас я почувствовал, что ее тут нет, и не было. Следов на дороге не осталось, ведь следы коня не скроешь… Вот тебе и на… То чувство, которое я испытал, разочарованием не назовешь. Похоже, я снова превращаюсь в Пьеро…