Вот только Димку убили в каком-то безымянном ауле под Гудермесом во вторую Чеченскую, и привезли домой в запаянном ящике. А она знала. Теперь знала. Ударной волной Димке размозжило грудь и переломало ключицы. Обломки рёбер проткнули кожу. Правый рукав сорвало, и шуршащий подлесок зелёнки присыпал его прошлогодней листвой и щепками, вместе с оторванной кистью, распухшей и потерявшей форму, словно скомканная красная варежка. Осколком срезало пол-лица, чёрная кровь запеклась в височной впадине, обломки зубов влажно блестели меж синюшных жгутов челюстных мышц… Она обещала проводить его в армию и не пришла, побоявшись, что вцепится в него и не отпустит. Никогда…
Теперь он стоял за спиной Оксаны, подкравшись как всегда неслышно, скалясь и подрагивая от предвкушения…
Оксана пискнула и выскочила на свет.
И подавилась воплем. Степан не ушёл. Не побежал за Викой. Не побрёл к воде, сломленный унижением. Не сел на камни, спрятав лицо в ладони, сотрясаясь плечами. Нет, он стоял у этюдников, слепо таращась на Оксану и лыбился во все дёсны.
У неё закружилась голова, девушка сделала несколько шагов на ватных ногах и остановилась, когда взгляд Степана сфокусировался на ней. Углы рта опустились, темные глаза прояснились, одна бровь приподнялась. Обычный Степан, ровный и флегматичный. Почудилось ей всё?
— Ты чего?
Оксана помотала головой, кое-как добрела до этюдника и плюхнулась на стул. Ветер с реки шевелил волосы, гладил прохладной ладонью лоб, стирая испарину. Шелестела бумага… С последнего наброска на Оксану внимательно смотрела пустыми глазницами сморщенная голова в переплетении корней…
— Можно?
Она не слышала, как он подошёл. Ну и что, пусть смотрит. С неё достаточно. Домой. Несколько минут Оксана разглядывала свои испачканные ладони, в линии жизни правой — залегла рыжая хвоинка. Она колупнула ногтем…
— Что ты в ней нашёл? — спросила Оксана. Она хотела поднять голову, обернуться, но взгляд зацепился за Ведьмин палец, который, кажется, наклонился сильнее, словно упругие струи Кожуха подкосили утёс окончательно, и он вот-вот рухнет, сползёт крошащимися обломками в реку, открыв под собой пустоту и черноту. Она не знала Вику. От слова «совсем». Улыбчивая, красивая, склонная к мистике и легкомысленным заявлениям, которые выдавались за эксцентричность — оболочка, натянутая на изломанный каркас; паутинный кокон, облепивший сухой и мёртвый куст, — Извини, я не нарочно подслушала. Просто…
— Я узнал её.
— Что?! Как это?..
Оксана подняла лицо и прищурилась. Слепило солнце. Он шутит что ли?
Фигура пожала плечами.
— Похоже на дежа-вю… Воспоминание о прежней жизни… или будущей. О том, что случится, уже случилось… Как-будто я давно врос в неё кровью, и узнал родного человека, которого никогда не видел.
Оксана приставила ладонь ко лбу козырьком, пытаясь разглядеть выражение его лица. Нет, ну не хочешь отвечать — не надо. Зачем стебаться?
— Похоже, ты слишком часто здесь бываешь — пробормотала она, отворачиваясь. — Разве это любовь?
— Я этого не говорил, — в голосе проскользнуло удивление, но только на миг, — А потом, на этот счёт есть множество мнений. И всё они… правильные.
— То есть?
Ей не очень хотелось знать на самом деле. И разговаривать. Она принялась собирать наброски, небрежно укладывая их в папку. Вряд ли она станет что-либо из этого делать. Жаль только времени и придётся искать другую тему для курсовой…
— Вика ведь не так уж и не права, на самом деле…
Оксана закрыла этюдник, осталось сложить его, отнести к машине и по приезду домой выбросить наброски вместе с воспоминаниями о нелепой и жутковатой поездке.
— Спроси у ста человек, что такое любовь, и получишь сто невнятных определений. Прочти сотню книг и узнаешь те же мысли, в огранке изящной словесности, но даже лучшие из них — это просто слова. Слова — не важны. Значение имеют лишь поступки…
Оксана слепо ощупывала пальцами потёртую фанерную поверхность этюдника…
— Вот, наш замечательный заведующий терапией мечется между людусом и прагмой, между тягой к удовольствиям и разумным расчётом, но спроси ты его о любви, он скажет, что это всего лишь гормональная целеполагающая мотивация к образованию парных связей. Нельзя сказать однозначно, что он неправ, вот только на деле от его понимания любви остаются вот такие вот Вики…
— А ты?! Что считаешь ты?!!
Она поднялась, заглядывая Степану в лицо близко, в своей обескураживающей манере…
— Я думаю, — сказал он, — Всё сводится к способности себя отдавать…
Тонкий птичий крик разнёсся над водой, отразился эхом, расколовшись о Ведьмин палец, и рассыпался по гребешкам водяной зыби солнечными бликами. Оксана поискала глазами чайку над рекой и по вдруг застывшему лицу Степана поняла, что никаких чаек здесь нет и быть не может.
Кричала Вика.
Она задыхалась от ярости.