Он продолжал, как будто ничего не слышал. «Естественно, хичи рассчитывали свои приборы не для того, чтобы измерять твои или мои доходы. Приборы измеряют что-то еще, кто знает что? Может, плотность населения в этой области или степень технологического развития. Может, это путеводитель туриста, и говорится в нем только, что в этой области есть четырехзвездочный ресторан. Но вот что очевидно. Пять желтых полос соответствуют размеру вознаграждения, в пятьдесят раз большему — в среднем, чем две линии, и в десять раз большему, чем при остальных показателях».
Он снова повернулся, так что его лицо оказалось всего в десяти сантиметрах от моего, глаза его смотрели прямо в мои. «Хочешь посмотреть другие наборы? — спросил он тоном, который требовал, чтобы я ответил: нет. Я так и поступил. — Хорошо». И замолк.
Я встал и попятился, чтобы освободить немного места. «Один вопрос, Дэйн. У тебя, очевидно, есть причина рассказывать мне это, прежде чем оно станет общеизвестно. Какая же?»
— Ты прав, — ответил он. — Я хочу эту, как её там, в экипаж, если полечу на трехместном или пятиместном.
— Клара Мойнлин.
— Все равно. Она хорошо держится, не занимает много места, знает... она лучше знает, как вести себя с людьми, чем я. Я иногда испытываю трудности в межличностных отношениях, — объяснил он. — Конечно, если полечу в трех— или пятиместном. Если будет подходящий одноместный, я возьму его. Но если ни одного одноместного с хорошими показаниями не будет, я хочу лететь с тем, кто умеет себя вести, не вцепится мне в волосы, умеет управлять кораблем — все такое. Ты тоже можешь лететь, если хочешь.
Когда я вернулся в свою комнату, Шики оказался там чуть ли не раньше, чем я начал распаковываться. Он был рад мне.
«Жаль, что ваш полет оказался бесплодным, — у него бесконечный запас мягкости и доброты. — Жаль вашего друга Кахане». Он принес мне чая, потом сел на мой шкаф, как в первый раз.
Катастрофический полет почти ушел из моего сознания, которое было полно сладкими мыслями о последствиях разговора с Мечниковым. Я не мог не говорить об этом. И пересказал Шики все, что говорил мне Дэйн.
Он слушал, как ребенок слушает волшебную сказку, его черные глаза сверкали. «Как интересно, — сказал он. — Я слышал разговоры о новых данных, которые скоро сообщат всем. Только подумать, если можно вылетать, не боясь смерти или...» — он замолк, взмахивая своими крыльями.
— Это еще не совсем точно, Шики, — сказал я.
— Конечно, нет. Но положение улучшилось, верно? — Он помолчал, глядя, как я делаю глоток почти безвкусного японского чая. — Боб, — сказал он, — если вы пойдете в такой полет и вам понадобится человек... Конечно, в шлюпке от меня мало толку. Но на орбите я не хуже любого другого.
— Я знаю, Шики. — Я старался говорить как можно тактичнее. — А как Корпорация?
— Мне разрешат вылет, если не будет других желающих.
— Понятно. — Я не сказал, что не хочу участвовать в полете, на который нет желающих. Шики это знал. Он один из подлинных ветеранов Врат. По слухам, он получил большую премию, достаточную для Полной медицины и всего прочего. Но либо потерял ее, либо отдал кому-то, а сам остался калекой. Я знаю, он понимал, о чем я думаю, но сам я совсем не понимал Шикетея Бакина.
Он подвинулся с моего пути, когда я убирал вещи, и мы сплетничали об общих знакомых. Корабль Шери еще не вернулся. Пока еще не о чем беспокоиться, конечно. Можно дать еще несколько недель — без катастрофических последствий. Конголезская пара, как раз за перекрестком в коридоре, вернулась с большим количеством молитвенных вееров из ранее неизвестного муравейника хичи, на планете вокруг звезды А-2, в самом конце спирального рукава Ориона. Они разделили миллион на три части и увезли свою долю назад в Мунгбере. Форхенды...
Как раз, когда мы о них говорили, показалась Луиза Форхенд. «Услышала голоса, — сказала она, вытягивая шею, чтобы поцеловать меня. — Жаль, что у вас оказался такой тяжелый рейс».
— Во всякой игре есть проигравшие.
— Ну, добро пожаловать домой. У меня получилось не лучше. Тусклая маленькая звезда, мы не нашли никаких планет. Понять не могу, зачем хичи проложили туда курс. — Она улыбнулась и погладила меня по шее. — Приходите ко мне на вечеринку по случаю возвращения. Или вы с Кларой?...
— Спасибо, — сказал я, и она не поднимала больше вопроса о Кларе. Несомненно, слухи уже распространились: сигнальные барабаны Врат работают днем и ночью. Через несколько минут она ушла. — Хорошая женщина, — сказал я Шики, глядя ей вслед. — Хорошая семья. Она как будто чем-то встревожена.
— Боюсь, что да, Робинетт. Ее дочь Лу просрочила время. В этой семье много горя.
Я взглянул на него. «Нет, не Вилла и не отец; они в полете, но время у них еще не вышло. Был еще сын».
— Я знаю. Генри, мне кажется. Они называли его Хэт.
— Он умер перед их прилетом сюда. А теперь Лу. — Он склонил голову, потом вежливо подлетел ко мне, взял пустую фляжку. — Мне нужно возвращаться на работу, Боб.
— Как ивы?
Он печально ответил: «Я больше там не работаю. Эмма не считает меня хорошим работником».
— Да? Чем же ты занимаешься?