Врата Афин

Ксантипп вытер слезу со щеки жены для нового поцелуя. Агариста обняла его, уткнувшись головой в плечо. Дети тоже подошли, ища утешения в отцовских объятиях. Ксантипп невольно усмехнулся сквозь готовые пролиться слезы и одного за другим притянул к себе сыновей и дочь.

– Как я горжусь вами! – вздохнул он.

Елена сморгнула слезы и обняла отца так крепко, что у него перехватило дыхание.

– Как ты прекрасна, просто совершенство! – воскликнул он. – Будь добра к матери, заботься о ней. Береги ее, чтобы мне не пришлось беспокоиться о вас.

– Ты все равно будешь беспокоиться, – сказала Агариста. – Но я присмотрю за ними.

– Спасибо, – вздохнул Ксантипп. – Я вернусь, Агариста, если смогу.

Эпикл тоже выглядел взволнованным. Он обнял друга за плечи и повел по дороге к порту.

– Тебя ждет флот, старина. Вы прекрасная семья. Ты действительно гордишься ими.

Ксантипп посмотрел на опечаленного друга и сказал:

– Они и твоя семья тоже. Ты ведь это знаешь?

Эпикл не смог ответить – вместе с тысячами других они побежали к ожидающим их кораблям. Но потом он похлопал Ксантиппа по спине, выразив этим жестом все свои мысли.

В порту владельцы лодок занимались тем, что доставляли экипажи на триеры. Ксантипп заметил Фемистокла, направляющегося к флагману. Вид у командующего был суровый. Как и все, он понимал, что ждет их впереди. Словно почувствовав, что Ксантипп смотрит на него, Фемистокл ухмыльнулся. Мужчины молча поприветствовали друг друга, и каждый отправился к своему кораблю.

– Знаешь, мне это даже нравится отчасти, – сказал Эпикл.

Ксантипп покачал головой:

– Пожалуйста! Пожалуйста, не гневи сегодня богов.

Эпикл усмехнулся и согласно кивнул.

Серая в утреннем свете, впереди стояла длинная триера, на которой им предстояло отправиться в бой.

– Я имел в виду, что отныне все просто и ясно. Никакой политики. Аристид собирает армию. Мы с тобой идем навстречу врагу, потому что у нас есть для этого мужество и воля. Все остальное отпадает. Меня эта простота… успокаивает.

– Ты сумасшедший, – сказал Ксантипп. – Но я рад, что ты здесь, со мной.

– Ну, похоже на то, что других друзей у тебя нет, – сказал Эпикл с улыбкой, когда Ксантипп удивленно посмотрел на него.

Глава 39

Ксеркс откинулся на длинную кушетку и с облегчением закрыл глаза, снова чувствуя под собой твердую почву. Раньше он не ценил, какая это роскошь, когда твои стены не раскачиваются беспрестанно днем и ночью. Он не мог уже вспомнить, когда в последний раз спал больше нескольких часов кряду. Поймав себя на том, что погружается в дремоту, царь сел.

Его шатер был местом покоя и тишины, отгороженным от внешнего мира. Рабы жгли благовония и ждали с подносами фруктов, собранных невесть где и доставленных неведомо откуда. Возможно, Мардоний привез их с собой в качестве подарка.

Он открыл глаза и посмотрел на командующего армиями. Мардоний носил бороду из черных локонов, скрепленных одной золотой манжетой. Борода напоминала мех выдры.

Ксеркс снова испытал волнительную дрожь, вспомнив пережитые тяготы похода. Пребывая в роскоши и безопасности дворцов, он желал испытать все это. Он не знал тогда, какие страдания несет волнующееся море, в каких мучениях и расстройствах будут проходить дни и как оставаться чистым без купален и рабов. Ксеркс вздохнул. Он не знал тогда тысячи вещей, которые знал теперь. Не знал, как часто всему флоту придется останавливаться, чтобы пополнить запасы воды. Медленное продвижение вдоль берега совсем не походило на стремительную атаку, которую он представлял себе в воображении, но в противном случае пришлось бы наблюдать, как умирают люди, по крайней мере, так ему сказали. Да, рабы-гребцы вроде бы могли выжить на скудном пропитании, но вода требовалась им каждый день, и каждый день нужно было заполнять для них бочку. И даже при этом каждый день кто-то испускал дух и тело выбрасывали за борт. Утро начиналось с избавления от трупов, которые покачивались в кильватере флота и, сброшенные с первых кораблей, проплывали мимо тех, что шли следом. Маленькие акулы набрасывались на тела и рвали, как ему говорили, словно собаки, загнавшие оленя.

Он почувствовал, что мысли разбредаются, и прочистил горло, заставив Мардония, стоявшего с почтительно опущенной головой, поднять глаза.

– Я готов выслушать твой доклад.

– Повелитель, здесь нет ничего примечательного, – начал Мардоний. – Как тебе известно, мы потеряли людей в боях в Македонии. Есть и те, кто скончался от полученных ран, – трое за последние дни. Я повесил несколько дюжин за изнасилование или кражу – это нас не ослабит.