Врата Анубиса

– Быстрее, черт побери! – громко прошипел Дойль. Земля уже вибрировала, словно где-то в глубине под землей, в огромном духовом органе начал зарождаться звук, слишком низкий, чтобы человеческое ухо могло его услышать, и в свежем вечернем воздухе неожиданно повеяло гнилью. Дойль торопливо нагнулся и начал расшнуровывать башмак.

Человек с сигарой бросился к пушке, но упал на землю – с верхушки купола протянулся и ударил прямо в него луч зеленого света. Одновременно с этим ствол пушки невероятным образом начал со скрежетом изгибаться вверх.

Дойль сорвал башмак, отшвырнул его в сторону, выхватил кинжал и, пока луч подбирался по земле к орудию, ткнул себя острием в босую пятку и крепко прижал ногу к земле.

Тут зеленое свечение охватило их всех, захлестнув волной удушливой вони, – Тефик и трое остальных молодых мамелюка рухнули на дорогу.

Дойль с усилием вытянул руку, прижал ее к горячему стволу пушки – и ствол с тем же противным скрежетом начал выпрямляться. Медленно, волоча кровоточащую ногу по земле – сохраняй Связь, твердил он про себя, – он доковылял до казенника, сорвал один из разноцветных фонарей и разбил его о запальное отверстие.

И через какое-то мгновение он уже смотрел в темнеющее небо, не понимая, почему лежит на спине, почему лицо его так горит, и мечтая, чтобы кто-нибудь снял трубки хотя бы двух из десятка надрывно звонящих телефонов. Он повернул голову и увидел то, что всего несколько секунд назад было Тефиком. Под шевелящейся кучкой одежды еще угадывалось что-то, но большая часть блестящих ракообразных кусков, на которые распалось тело Тефика, выбралась из-под нее и расползалась во все стороны. Дойль в ужасе отпрянул от того, что подполз ближе других к нему, и привстал на колене, хватаясь за рукоять меча и дико озираясь.

Дуло пушки еще слегка дымилось в груде обломков повозки, а силуэт здания заметно изменился: полусфера купола раскололась, как большое яйцо. Дойлю показалось, что он слышит далекие крики, но в таком оглушенном состоянии у него не было никакой уверенности, что он на самом деле слышит их.

Он выхватил меч и побежал ко входу в здание. Когда дверь открылась, Дойль находился всего в дюжине ярдов. Он с размаху налетел на стоявшего в дверях и даже не слишком удивился, когда у того оторвались голова и правая рука; они с легким стуком упали на пол, и Дойль понял, что они вылеплены из воска.

Еще трое восковых людей стояли в коридоре за дверью; двое отпрянули, когда в них полетели остатки их расчлененного товарища. Дойль парировал удар мечом третьего и встречным выпадом поразил того в лицо, оторвав ему нос и полщеки. На шее у того появилась черная трещина, и он ударил по лицу еще раз, сильнее – голова оторвалась и покатилась по полу.

Двое остававшихся пока невредимыми отступили назад, подняв оружие, а в это время двое других ползали по полу в поисках своих голов. Откуда-то сверху донесся отчаянный крик на незнакомом, явно не арабском языке, и двое целых восковых людей повернулись и неуклюже побежали к лестнице.

Дойль бросился следом. Теперь сверху слышался еще один голос – этот говорил по-арабски, причем интонация его была скорее не столько перепуганной, сколько раздраженной. Дойль уловил слова «не знаю», «неуязвимый» и «колдовство».

Перед тем как шагнуть на лестницу, он стряхнул второй башмак и начал подниматься босиком, держа меч Амина перед собой. Сверху слышались пыхтение и кряхтение, топот ног, и до него вдруг дошло, что там происходит.

Глаза его сузились, и на лице заиграла недобрая улыбка. Ну что ж, подумал он, а почему бы и нет? Попробуем-ка отобрать лавры у Нейла Армстронга!

На верхней площадке лестницы он заглянул за угол, в сторону выходящего в сферический зал балкона. Все было, как он ожидал: помещение освещалось только сумеречным светом, проникающим через разбитый купол. Истекающий потом привратник стоял в правом углу балкона – левый оказался разбит ядром, – торопливо привязывая веревку к перилам. Левая стена коридора обрушилась, и Дойль увидел двух восковых людей, копошащихся на крыше; они, перегнувшись, заглядывали в зал сквозь обрушившуюся восточную часть купола, потом подались вперед и стали пихать вниз что-то, явно пытавшееся подняться вверх.

Надежно привязав конец веревки, привратник начал выбирать свободный конец – тот тянулся откуда-то снизу и слева и подавался неохотно, – каждый раз фиксируя выбранную слабину.

Дойль дождался, когда он выберет еще ярд веревки, и, прежде чем тот успел завязать ее, нагнулся, схватил его здоровой рукой за пояс и рывком перекинул через перила. Секунду тот цеплялся за веревку, потом руки его разжались, и он рухнул на заваленный обломками пол камеры. Веревка натянулась. Откуда-то рядом послышался приглушенный крик, и пустая кушетка скатилась на роликах по наклонной стене и остановилась, врезавшись в груду битого кирпича.