Врата Бальдура

 Времени было у них не так уж и много, а потому они снова продолжали подъём. Потому что покои Горайона… Бывшие покои Горайона находились этажом выше. Знакомые лица улыбались им навстречу, но Равена не знала, улыбаться ли ей в ответ или держать меч наготове.

 В комнате, где раньше жил приёмный отец девушек, ничего не изменилось. Напротив двери – у окна – стоял письменный стол. На нём до сих пор лежали книги, свитки, стояла чернильница с запасными перьями. На краю стола стопкой лежали листочки пергамента, скрепленные будто тонкие книжечки. Пол всегда был застелен ковром. Он лежал тут и сейчас, поэтому в комнате никогда не было эха. На узкой кровати, в головах которой стоял платяной шкаф, две маленькие девочки когда-то слушали сказки своего воспитателя. Горайон рассказывал так интересно, что вечера пролетали незаметно. Летом он раскрывал окно настежь, снимая с подоконника ярко-красную герань. Прохладный ветерок гулял по комнате, шевеля листочки и перья. Зимой маленький камин в углу потрескивал дровами, одаривая теплом и погружая комнату в сказочный мир теней и отсветов. Обычно Горайон ставил кресло с высокой спинкой, резными подлокотниками и гнутыми ножками посередине комнаты и, сидя в нём, заставлял двух непосед замереть на время рассказа. Теперь это кресло стояло у стены прямо под рисунками, которые дарили Горайону названые сёстры. Имоен провела по нему кончиками пальцев. На нём мужчина с бородой в длинной мантии держал за руки двух девочек. У одной из них торчали в разные стороны рыжие хвостики, а у другой лицо было густо замазано чёрной тушью, и белые косички казались разной длины. Девушки тихо похихикали над своим творчеством.

 Равена подошла к столу. Сердце её замирало. Она с трудом сглотнула ком. На подоконнике стояла увядшая герань. Листья её пожелтели, потускневшие красные лепестки осыпались. Рядом оказался кувшин с водой. Полудроу полила цветок, и почва жадно впитала влагу. Девушка открепила ножны и бросила их на кровать.

 На скреплённых листочках, что лежали стопкой на столе, значились какие-то пометки, таблицы и графики.

 – Что это? – Полюбопытствовала Имоен.

 – Наблюдения, – тихим голосом ответила полудроу. – Наблюдения за мной. С того момента, как я пришла в Кэндлкип.

 – «Первое слово, написанное самостоятельно: «папа»», – процитировала Имоен.

 – Кто бы сомневался, – хмыкнула Джахейра. – Ты не возражаешь, если я  почитаю эти записи? Так хочется узнать, какая ты была в детстве.

 – Не лучше, чем сейчас. Поверь, – отмахнулась от неё Равена очередными сшитыми листочками, и на пол упал небольшой прямоугольничек пергамента.

 Имоен тут же оказалась под столом и достала оттуда пожелтевший лист, сложенный в четыре раза и скреплённый печатью. На одной стороне значилось: «Равене».

 – Письмо? Мне?

 Дрожащими руками она взломала печать.

 – Это почерк Горайона! – Неожиданно воскликнула она, будто оказалась рядом со своим приёмным отцом.

 – Вот это да! – Завистливо присвистнула Имоен. – Письмо с того света. Ну же, читай вслух. У тебя же нет секретов от своей команды?

 Равена улыбнулась растеряно и выполнила просьбу названой сестры.

 – Здравствуй, моя дорогая Равена, – начала она ломким голосом. – Если ты читаешь это письмо, значит, меня постигла безвременная кончина, и я так и не рассказал тебе главную историю. Историю твоего рождения.

 – Значит, Горайон знал, что может погибнуть, – громко прошептала Имоен, за что Джахейра шикнула на неё.

 – Твоя мать умерла, давая тебе жизнь, – продолжала, не останавливаясь, полудроу. – Меня объединяла с ней связь большая, чем просто дружба. Проще говоря, мы были любовниками. После её смерти я посчитал себя ответственным за твою жизнь и решил воспитать, как собственную дочь. Надеюсь, что и ты принимала меня, как своего отца.

 – А вдруг он и был твоим настоящим отцом, только не знал об этом, – снова вмешалась Имоен.

 – Да подожди ты! Я и половины письма не прочитала, – нахмурилась на неё Равена. – Где я закончила? Ах, да. Вот тут. Однако удовольствие называться твоим истинным отцом принадлежит другому. Ты – особенное дитя. Ведь в твоих жилах течёт кровь самого Баала…

 Равена на мгновение запнулась, а потом захихикала.

 – Не хорошо так говорить об усопшем, тем более об усопшем отце, пусть и приёмном, но похоже, что на Горайона обрушился старческий маразм. Дитя Баала… – Девушка подняла взгляд на друзей, и усмешка исчезла с её лица.

 Джахейра закусила губу и опустила глаза. У Халида пылали щёки, он не знал, куда себя деть.

 – Так… это… правда? – Слова давались полудроу с трудом. – Вы… Вы знали это с самого начала…

 Не нужно было ничего говорить, Равена поняла всё по одному взгляду друида.

 – Ну, конечно же. Вы же арфисты. А арфисты наблюдают за такими, как… я. За… За детьми Баала, – еле выговорила она правду, в которую не хотела верить. – Значит, не было никакой дружбы. Просто контроль того, кто может погрузить мир в хаос.

 Джахейра вдохнула воздух, чтобы что-то сказать.

 – Молчи! Ничего не хочу слышать от тебя, подруга…

 Лицо воспитанницы Горайона исказило вдруг такое презрение, что у амнийцев побежали мурашки по спине.