Врата Европы. История Украины

На Украине инакомыслящих арестовывать начали еще летом 1965 года. Руководство КГБ бросило за решетку ряд молодых интеллигентов из Киева и Львова, которые уже сделали себе имя в литературе и искусстве. Евген Сверстюк, один из первых диссидентов, позднее описал движение как главным образом культурное, утверждая, что основой ему служили “юный идеализм, поиски правды и честной позиции, неприятие, сопротивление, противостояние официальной литературе”. Этим интеллигентам не давала покоя судьба украинского народа и его культуры, но доводы они излагали языком коммунистов, углубляя хрущевское “возвращение к ленинским нормам”. Как нельзя ярче это показал один из ранних текстов украинского самиздата — “Интернационализм или русификация?”. Молодой литературный критик Иван Дзюба так откликнулся на аресты 1965 года, доказывая, что Сталин увел с правильного пути ленинскую национальную политику, попрал начала дружбы народов, сделав ее заложником русского шовинизма.

Несмотря на закручивание гаек, все более нетерпимое отношение режима к какой угодно оппозиции, оттепель не сошла на нет при первых арестах интеллигентов и продлилась на Украине в какой-то мере до начала 1970-х годов. Вернулась из небытия идея национал-коммунизма — его твердым приверженцем оказался Петр Шелест, первый секретарь ЦК КПУ и член Политбюро ЦК КПСС. Выходец из крестьянской семьи Харьковской губернии, он вступил в партию в 1920-х годах. Как национал-коммунисты тех времен (одного из них, Скрыпника, реабилитировали после смерти Сталина), Шелест верил, что должен посвятить себя развитию экономики и культуры Украины, какие бы приказы ни отдавали из Москвы. Русский язык с каждым годом все более теснил украинский, число учеников украинских школ неуклонно падало еще с предвоенных лет. Доля тех, кто посещал русские школы, выросла с 14 % в 1939 году до 25 % в 1955-м, а в 1962-м составляла уже около трети.

Такие показатели тревожили Шелеста. В его правление складывалась новая украинская идентичность. Жители УССР гордились ролью республики в победе над нацизмом и ее завидным положением в Союзе, сочетая веру (в той или иной степени) в коммунистический идеал с любовью к малой родине, ценили ее историю и культуру. Это был сплав наследия советских 1920-х годов и национальной идентичности украинцев Польши межвоенного периода, а также Румынии и в какой-то мере Закарпатья. Советское играло первую скрипку, но доля украинского стала больше, а комплекс национальной неполноценности — слабее.

Политическая обстановка в Кремле, тоже немного напоминавшая эпоху НЭПа, позволила Шелесту возродить национал-коммунизм и культивировать его даже после отставки Хрущева. Столичные кланы боролись друг с другом за партийную и государственную власть, поэтому взаимопонимание с руководством УССР в 1960-е годы так же высоко ценилось в Москве, как и в 1920-е. Петр Шелест рад был выторговать ограниченную политическую и культурную автономию Украины в обмен на поддержку Брежнева и его людей, чьим соперником был бывший председатель КГБ Александр Шелепин. Альянс утратил силу в 1972 году, когда Брежнев, более не боясь Шелепина, взялся за Шелеста. В мае его перевели в Москву. Затем его, члена Политбюро, обвинили в националистическом уклоне за книгу “Украина наша советская”. Слишком уж явно Шелест гордился историей родины, превозносил ее успехи под знаменем коммунизма.

Леонид Ильич заменил его доверенным лицом — Владимиром Щербицким, земляком из Днепропетровской области. Днепропетровский клан шел к власти в Москве и Киеве, пользуясь положением фаворита в партийной и государственной номенклатуре. Отзыв Шелеста из Украины привел к увольнениям его людей и новому витку репрессий против диссидентов. Дзюба, автор трактата “Интернационализм или русификация?” 1965 года, получил пять лет лагерей и пять лет ссылки. Из Академии наук УССР уволили Михаила Брайчевского, а также десятки других историков и литературоведов, изучавших Украину до 1917 года, главным образом казацкую эпоху, столь милую “националистам”. В 1970-е годы КГБ наверстывал упущенное при Шелесте. Но репрессии не могли продлиться вечно и переменить будущее страны. Когда украинские интеллигенты и партийные кадры снова образуют единый фронт против Москвы, они найдут себе другую идеологию — возвращение к ленинским нормам будет уже неактуально.

Глава 25. Прощай, Ленин!