Врата Европы. История Украины

Капнист, как и многие другие представители украинской знати, сделал неплохую карьеру в Петербурге и внес вклад не только в украинскую, но и в русскую культуру. Та же “Ода” заняла достойное место в истории русской литературы. Если во времена Петра I высокие посты в Центральной России оккупировали украинские архипастыри, то при Екатерине II мы видим тут наплыв потомков казацкой старшины и питомцев Киевской академии, подвизавшихся на светском поприще. Только в 1754–1768 годах более трехсот выпускников этого университета поступили на имперскую службу либо уехали в Россию. Полученное ими образование подготовило их к обучению за границей, с тем чтобы впоследствии занять как можно лучшие должности. В империи докторов медицины из малороссов насчитывалось вдвое больше, чем из великороссов, а во второй половине правления Екатерины и при Павле Гетманщина давала более трети студентов Учительской семинарии в Петербурге. Царица перестала рассаживать украинцев по епископским кафедрам (в 1762 году таких в России все еще было большинство), но приток их на военную и гражданскую службу нисколько не уменьшался.

Карьера Александра Безбородко служит отменным примером того, как новое поколение украинской верхушки сочетало любовь к украинской отчизне и жизнь на службе империи. Родился он в 1747 году в семье генерального писаря, учился в Киевской академии. Полувеком ранее это послужило бы наилучшей отправной точкой для блестящей карьеры в Войске Запорожском. Но времена настали другие. Безбородко отличился в свите уже не гетмана, а генерал-губернатора Румянцева. Юный казак принял участие в русско-турецкой войне 1768–1774 годов и показал себя не только храбрым воином, но и превосходным начальником штаба при командующем — том же Румянцеве. Получив полковничье звание в год завершения войны, на следующий он уже покорял царский двор в Петербурге.

Война, которая дала Безбородко шанс прыжком одолеть пару ступенек на карьерной лестнице и уехать в столицу, стала переломным событием в истории всей Украины, не только Левобережной. Поводом к ней стало восстание, охватившее правый берег Днепра весной 1768 года, — собственно, два восстания одновременно. Первым была “конфедерация”, как это называли тогда в Речи Посполитой, католической шляхты (польской или ополяченной) против постановления сейма, который дал “диссидентам”, прежде всего православным, равные права с духовными чадами Рима. Посол Екатерины II просто напугал депутатов, сплошь католиков, что последнее слово останется за российской армией. Царица таким образом ясно давала понять, что на деле она русская и православная. Конфедераты отвергли решение сейма, усматривая за ним московскую интригу — подрыв не только религиозных, но и политических устоев Польши. По имени города на юго-западе современной Украины, где началось это выступление, конфедерацию назвали Барской.

Конфедераты отвели душу на тех, кто все еще держался “благочестивой веры” на Подолье и Правобережье. В ответ разразилось восстание гайдамаков — православных казаков, мещан и крестьян, подталкиваемых как духовенством, так и российскими сановниками. Казалось, вернулся 1648 год и католикам снова несдобровать. Как и в тот раз, на помощь казакам, что обратили оружие против прежних господ, пришли запорожцы. Среди первых прославился Иван Гонта, вторых — Максим Зализняк, будущие герои украинского народнического нарратива, а затем и советского. Как и в 1648 году, резали шляхту, римо- и грекокатолических священников и евреев. Евреи с начала века возвращались на эту территорию и возрождали свою экономическую и культурную жизнь на юго-восточной окраине Польши. Многих из них обратил в свое течение иудаизма раввин Исраэль Баал-Шем-Тов, в 40-х годах начавший проповедовать хасидизм в Меджибоже на Подолье. Конфедераты дрались за католическое государство, независимое от России, гайдамаки — за православное казацкое государство под протекторатом империи. Евреи просто надеялись, что их оставят в покое. Желаемого не получил никто.

Летом 1768 года российская армия перешла границу на Днепре и атаковала конфедератов, а заодно и гайдамаков-единоверцев. Последних это застало врасплох — ведь они видели в царском войске освободителей. Империя, однако, руководствовалась другой логикой. Оба восстания угрожали стабильности империи, поэтому оба и подавили. Но отряд украинских казаков, что прикрывался именем России, успел перейти у Балты польско-турецкую границу (видимо, преследуя конфедератов) и вторгнуться на землю Едисанской орды. Султана, в том числе и под влиянием Франции, тревожило усиление позиций России в Восточной Европе. Он ухватился за этот повод, чтобы объявить Екатерине войну, — та приняла вызов.