Читаем Врата исхода нашего (девять страниц истории) полностью

Все сгорело, обуглилось, осыпалось пеплом, было выметено на свалку. Сверху лег чистый январский снежок, стыдливо прикрыл грязные следы.

Мебель свезли в другие театры, костюмы — в особую прокатную организацию, которая обслуживает любителей. И где-то в студенческом клубе, в наскоро прихваченном нитками еврейском лапсердаке кто-то уже отчаянно отбивал каблуки под украинский гопак…

Так закрылся Московский ГОСЕТ — государственный еврейский театр.

Без некролога и траурной музыки. Без почетного караула и доброго слова вослед.

А за ним тихо, по одному, огоньками в непроглядной ночи гасли по стране еврейские театры. А было их до того много:

Минский еврейский театр,

Киевский еврейский театр,

Одесский,

Крымский,

Харьковский,

Житомирский разъездной,

Биробиджанский,

Бакинский,

Ташкентский…

И в каждом — актеры. В каждом — режиссеры. Школы, традиции, свой зритель.

Да еще любительских театров было — не счесть!

Было — и не стало…

«Вам кажется, я плачу? Я не плачу.Я вправе плакать, но на сто частейПорвется сердце прежде, чем посмеюЯ плакать, — Шут мой, я схожу с ума!»<p>7</p>

«Как больно бьется сердце! Тише, тише!»

И разбрелись актеры кто куда.

Кто как сумел, кому где повезло.

Единицы попали в русские театры. Считанные единицы.

Остальных трудоустроили в театральные мастерские.

Герои-любовники научились разрисовывать шелковые косынки.

Характерные старухи приспособились мастерить искусственные цветы и перья на шляпки.

Простаки и злодеи, комики и резонеры наловчились клеить конверты: тысячи за день.

Кто — шпильки, кто — воротнички: труппа еврейского театра почти в полном составе отбывала бессрочное наказание. Тупая, грошовая работа. Грубо надорванные жизни. Они слепли на бесчисленных конвертах, задыхались от едких химических красок. Уходили силы, тускнело дарование, безнадежность накидывала сетки морщин на лица без грима.

А кто-то безуспешно толкался у ворот киностудий, искательно заглядывал в режиссерские лица, чтобы мелькнуть потом в кадре, в бессловесной массовке: копейки за съемочный день. «Ура!» — это он в цепи красногвардейцев. «Долой!» — это он в толпе меньшевиков. «Да здравствует!» — и опять это он.

Они собирались, порой, вместе, бывшие актеры бывшего театра, и вспоминали прошлые времена. Говорили и вздыхали. Молчали и плакали. И одни из них делали крюк, чтобы пройти лишний раэ мимо здания театра. Другие делали крюк, чтобы обойти его стороной.

А время впереди предстояло прожить гнусное, страшнее страшного: года пятидесятый, пятьдесят первый, инфарктный пятьдесят второй… Когда арестовали врачей-убийц, когда упорно шептались о бесконечных бараках в Биробиджане, куда будут переселять теплушечными эшелонами, когда по ночам боялись ложиться спать, лихорадочно уничтожали еще неуничтоженные «улики».

Уже сослали в Сибирь жен и детей Зускина и Маркиша, Фефера, Квитко и Бергельсона. Остальные, пока несосланные, жили в пустоте. И никто не хотел с ними общаться, с семьями опальных. Гости к ним не ходили, телефоны у них не звонили, знакомые на улицах шарахались, как от зачумленных. И если друг приходил в осиротевшую семью, к жене и детям, на день рождения сгинувшего в лагерях товарища, это был настоящий друг.

А в газетах разгул был черносотенный. А журналы захлебывались от злости. А репродукторы на стенах, как собаки бешеные, разве что не кусались…

И опять: кто же они, кто такие?!

«Врачи-убийцы… Изверги человеческого рода… Банда врагов народа… Участники гнусной шайки людоедов… Наемные убийцы, скрывающиеся под личиной профессоров медицины… Подлые отравители, продавшие душу и тело международному империализму…»

Что же они натворили на этот раз, что?!

«Неописуемо чудовищны преступления… Были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией «Джойнт»… Давнишние агенты английской разведки… Ставили своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям Советского Союза… Старались подорвать здоровье и вывести из строя… Установлением пагубного режима и неправильным применением сильнодействующих лекарственных средств довели до смерти… Жертвами этой банды пали товарищи А. А. Жданов и А. С. Щербаков…»

И наконец, выводы и заключения, задолго до суда, до разбирательства, отголоском неизбежных и беспощадных приговоров:

«Гнев и омерзение честных людей… Сокрушительный удар!.. Священный долг… Происки поджигателей… Ликвидировать вредительство… Покончить с ротозейством и благодушием… Бдительность и еще раз бдительность!»

Все цитаты взяты из одной статьи одного лишь журнала («Огонек», 25 января 1953 года). А сколько их было таких — не сосчитать! А сколько говорено на собраниях — не перечислить! А сколько косых взглядов на работе, реплик в трамвае, скандалов в общих квартирах — попробуй проверь!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии