Врата Лилит (Проклятие Художника)

Некоторое время молчали.

— Слушай, Снежана, выходи за меня замуж! — вдруг ляпнул Ганин, не выпуская рук девушки из своих. — Будем жить вместе — я, ты, твоя мама, твоя дочь… Знаешь, как здорово будет!

Снежана с легкой иронией в глазах оценивающе осмотрела Ганина с ног до головы и также иронично усмехнулась:

— Что-то ты заторопился с предложениями… Мы знакомы всего несколько часов, не рановато ли?

— Нет… Я знаю тебя уже пять лет. Ты пришла ко мне однажды во сне и с тех пор живешь в моем сердце, потому-то я и напугался так тогда, в музее, помнишь?

— А вот это уже интересненько… А ну-ка давай, с этого места поподробнее! — Снежана облокотилась локтем на спинку скамейки, а другой рукой прикоснулась к щеке Ганина и повернула его лицо к себе так, чтобы он не прятал взгляд. И Ганину ничего не оставалось, как рассказать ей историю с портретом «от» и «до»…

… - «Портрет», значит… А кто-то отказался рисовать меня сегодня, между прочим! — и Снежана потрепала Ганина за щеку. — Я чуть не обиделась тогда!

— Да ты не поняла! — торопливо возразил Ганин. — Его я написал с моей фантазии, из сна, а твой портрет… Живая ты лучше любой картины, в тысячи раз лучше!

— Ну-у-у-у, я бы и от портрета тоже не отказалась… Остаться в веках молодой, красивой, привлекательной… Об этом мечтает всякая женщина! — воскликнула Снежана, быстро встав со скамейки и повернувшись лицом к Ганину. — … Даже если она — демон! — почему-то добавила она громким шепотом и сделала «страшные глаза», а потом звонко рассмеялась.

— Знаешь… А я бы хотела увидеть этот портрет, Леш… Я… ОЧЕНЬ… ОЧЕНЬ ХОЧУ увидеть его, очень… — в глазах Снежаны вдруг, совершенно неожиданно, промелькнуло что-то неуловимое, страстное, темное, томное, хищное, агрессивное — и в этот момент, Ганин готов был поклясться, выражение её глаз стало точь-в-точь похоже на выражение глаз девушки с портрета… Снежана села к Ганину на колени, обняла его за шею и крепко поцеловала. А потом…

— Покажи мне мой портрет, Леша, покажи… Ну, покажи! — и Ганину был неприятен и её голос, и выражение её лица, и её поведение…

Он осторожно освободил свои колени и даже отодвинулся на другую сторону лавочки, испуганно глядя на резко изменившуюся Снежану.

— Нет, не надо! Я чувствую, что не надо! Давай, Снеж, я нарисую новый портрет, с натуры, с веснушками, с щербинкой, с ямочками… А? Новый, совершенно новый! Ты и твоя дочка, например… Или, если хочешь, одна. Нарисую тебя… в лесу, с микрофоном на работе… Да где угодно! А? Новый портрет, новый! — Ганин тараторил как пулемет, судорожно вытирая потные дрожащие руки о брюки, и не мог понять, почему он так не хочет показать ей свою работу. Но, даже и не понимая ничего толком, Ганин вдруг инстинктивно, на уровне животного чувства ощущал, что НЕ НАДО показывать ей портрет, НЕ НАДО… Лучше нарисовать тысячу новых, с натуры, но не ЭТОТ, НЕ ЭТОТ…

— А я хочу, чтобы этот! Новый когда ещё нарисуешь… И потом, ведь это же чудо какое-то! Я тебе приснилась, ты меня нарисовал, а потом мы — хоп! — с тобой встречаемся! Да это вообще — история на миллион, если хочешь знать! Я такой репортаж могу на эту тему сделать, да и книгу написать! Ты даже не представляешь, как это популярно — чудеса, мистика, любовь… Леш, ну Леш, ну покажи мне его, я все для тебя сделаю! — она опять придвинулась к Ганину и стала теребить его за ухо, за щеку, ласково гладить его тело… — Хочешь, поедем прям сейчас к тебе, я останусь у тебя на ночь… Только дай мне взглянуть на него! Любимый! — её жаркие губы ненасытно впились в его… но Ганин нашел в себе сил отскочить.

— Нет! Снеж! Нет! Иди домой, спать! А я вызываю такси и уезжаю!

И тут Снежана как-то сразу успокоилась, обмякла, сконфузилась…

— Прости, Леш… Не знаю, что на меня нашло… Просто… Такое сильное желание было на него взглянуть…

— Это-то меня и пугает, Снеж, это меня и пугает! — чуть не закричал взволнованный Ганин. — Все мои подруги убегали от меня, когда смотрели на него! И я не хочу, чтобы с тобой было то же самое!

— Но зачем же ты сам о нем заговорил?

— Не знаю… — развел руками Ганин… — Словно, подсказал кто-то…

— Ладно, Леш, мне действительно пора. Ты прости меня, дуру… — Она подошла к все ещё стоявшему от скамейки на некотором отдалении Ганину и, уже спокойно, мило, чмокнула его в щеку. — Все хорошо, Леш, все хорошо… Сегодня был самый счастливый день в моей жизни, а твое предложение я рассмотрю, обдумаю и отвечу после.

— Опять «после»? — улыбнулся Ганин.

— Ну должна же быть в женщине какая-то интрига, загадка что ли! — усмехнулась она. — Репортаж без интриги никто смотреть не будет!

— А я бы посадил тебя на кресло и смотрел бы на тебя вечно, всю жизнь…

— Ну тем более! — рассмеялась Снежана и, отрываясь от объятий, пошла к подъезду. — Если у нас с тобой ещё вся жизнь, значит, это не срочно!

Дверь подъезда закрылась и Ганин без сил опустился на скамейку…