Врата Лилит (Проклятие Художника)

— И что за источник у вас, Константин Михайлович? — сухо процедила Снежана.

— Это секрет, Снежаночка, даже для тебя, красавица ты моя! Не могу, ей-Богу, не могу! Если б я свои источники кому-то раскрывал… — махнул он пухлой рукой, — давно бы без материала остался!

— Ну а Никитский-то, с чего ради он пропал? Ну, уехал за границу с семьей отдыхать… Какие проблемы? — недоуменно пожала плечами Снежана.

— А такие, Снежаночка, зайка моя, что Никитский никогда бы не уехал за границу сам, а уж тем более с семьей, с мероприятия, которое он сам же и организовал, в которое вложил уйму денег, пригласил на него всех своих друзей, да ещё и губернатора с мэром в придачу! — с наслаждением потирая потные ладони, брызгая слюной прямо на экран своего ноутбука, выпалил Константин Михайлович. — Уж я-то его знаю… При других обстоятельствах, я бы, может быть, подумал просто, что его подстрелил кто-нибудь из его конкурентов, но учитывая, с КЕМ он у нас связался… Чутье, Снежаночка, профессиональное чутье мне говорит, ждет нас с тобой сенсация! Слышишь? Немедленно собирайся, наводи свой женский марафет и — айда к твоему Ганину. Раскрути его, расшевели, выпытай у него… Ты же очаровательная женщина, в конце концов, а он — мужчина, и притом одинокий… А? Как придумано?!

Снежана задумчиво смотрела на толстую рожу Рогозина Константина Михайловича, ведущего редактора телеканала «2+2», самого скандального канала, пожалуй, не только в области, а и во всей европейской части России, но ничего не видела перед собой от роившихся в её голове тревожных мыслей. Чутье у Рогозина на сенсации, конечно, было отменным — это Снежана знала по опыту. Даже банальные НЛО или полтергейсты он умел раскрутить и подать так, что аудитория не могла отлипнуть от экранов. И Снежана здесь ему только помогала. У неё тоже был дар нужным образом подать информацию. Да и связи в разного рода «компетентных органах» и «структурах» у него были надежные… Но не это беспокоило Снежану. А то, что поднявшееся у неё где-то глубоко в груди предчувствие подтвердило, что что-то тут не так, с Ганиным, что-то не так…

Во-первых, Никитский. Да, конечно, Никитский — известный на всю область эстет и любитель старины, но все же, чтобы этот полубандит так вдруг заинтересовался никому не известным художником. А во-вторых… Снежана отчетливо вспомнила то ощущение, которое возникло у неё вчера ночью, когда она услышала от Ганина о портрете, на котором тот нарисовал точную копию её самой, причем за пять лет до их встречи, и как ей неодолимо захотелось взглянуть на эту картину… Снежана закрыла глаза и попыталась как можно яснее припомнить это чувство… Да… С одной стороны, её сердце тогда охватило приятное жжение, сладострастное жжение, неодолимо влекущее её к портрету, а, с другой, какой-то не совсем понятный страх, отвращение, липкий ужас, как будто бы одна часть её естества сладострастно ликовала, стремясь сорвать запретный плод с ветви, а другая часть — корчилась от ужаса и неприязни перед чем-то отвратительно мерзким и смертельно опасным…

— … Снежана, Снежаночка? Что с тобой? — донесся до неё словно из какого-то тумана обеспокоенный голос Константина Михайловича. — Тебе плохо?

— Нет, нет, Константин Михайлович… — торопливо проговорила Снежана. — Я берусь за это дело. Я встречусь с Ганиным и постараюсь у него все узнать.

— Ну, вот и здорово, Снежаночка! По рукам! — облегченно вздохнул Рогозин. — Сделаем этот репортажик — и тогда отпуск дам. Честное слово! Две недели — как пить дать — обещаю!

— Если я доживу… — мрачно улыбнулась Снежана.

— Доживешь-доживешь, милочка, — тут же подхватил, тряся обвисшими щеками Рогозин. — Если что… мало ли… будешь попадать в историю… — сразу звонок ко мне, не тяни! Мне есть к кому обратиться, одна не останешься, идет?

— Идет… Ну все, Константин Михайлович, пойду наводить «марафет» — одними губами улыбнулась Снежана и первая прервала связь.