Врата Лилит (Проклятие Художника)

— А-ха-ха-ха! Сделка при трех свидетелях, а-ха-ха! Слыхали, друзья? Записывайте! Записывайте, а-ха-ха! Время, дату, обстоятельства, ха-ха-ха!

Теневая фигурка вспорхнула с груди Ганина как птичка и принялась плясать возле портрета — туда-сюда, туда-сюда, делая плавные движения руками, бедрами, головой… Да не просто плясать, а — рисовать! Ганин отчетливо видел, как при каждом взмахе её руки могильная чернота с портрета уходила, как сажа, смываемая с поверхности мокрой тряпкой, лицо, руки, шея, платье наливались красками, но вместе с портретом обретала цвета, силу, объем и плотность сама фигура танцующей женщины. И вот уже при полностью восстановленном портрете стоит, торжествуя, её точная копия!

Ганин сконфузился и попытался было встать…

— Но-но! — раздался резкий оклик. — Команды вставать не было! — А потом она повелительно взмахнула рукой, сам собой щелкнул выключатель, подсветка у портрета погасла и она с размаху прыгнула на кровать.

— Теперь Я буду Снежаной! И если назовешь меня иначе — задушу… Поцелуями! А-ха-ха-ха! — и Ганин действительно едва не задохнулся от последовавших затем длинных, как сама вечность, поцелуев. И их было ровно СЕМЬ.

ВОСЕМЬ…

Ганин проснулся на рассвете, хотя определить точное время суток было практически невозможно: небо полностью затянули тонкие белесые облака, почти не пропускавшие солнечного света, вся земля была укутана плотной непроницаемой завесой тумана, даже птицы, вопреки всякому обыкновению, не пели своих утренних гимнов.

Ганин быстро встал и направился к шкафу. Одежда его аккуратно, с какой-то женской тщательностью и заботливостью была убрана и развешена по плечикам. Приводя себя в порядок перед ростовым зеркалом, он бросил случайный взгляд на кровать и увидел там спящую Снежану. В его голове тут же завертелся, как ворох осенних листьев на ветру, поток воспоминаний: вчерашнее празднование успеха выставки, когда он умудрился потратить за полсуток почти сто тысяч, потом навязчивые просьбы Снежаны показать ей её собственный портрет, ночная поездка в имение, совместный осмотр портрета, чувство необыкновенного восхищения на лице Снежи, романтическая ночь…». . Ганин вплотную подошел к кровати и ещё раз с любовью осмотрел каждый сантиметр незакрытой одеялом части тела возлюбленной Снежи — лицо, шею, руки, грудь… Ему неодолимо захотелось покрыть их вновь тысячью горячих поцелуев, как тогда, прошлой ночью, но… Ганин побоялся её разбудить. «Нет, пусть поспит, ведь ещё даже толком не рассвело!».

Лицо Снежаны было удивительно прекрасным — ослепительно белое, без каких-либо веснушек и изъянов, зубки все идеально ровные, как на подбор, без щербинок или неровностей, золотистый мягкий шелк волос, пухлые алые губки, как бутоны распустившихся роз… Черты лица настолько яркие, что, казалось, совершенно не нуждаются ни в какой косметике. «Просто куколка… — прошептал со страстным придыханием Ганин. — Моя маленькая куколка…».  — и послал ей воздушный поцелуй. Девушка как бы в ответ слегка застонала и улыбнулась, но Ганину почему-то показалось, что она за ним пристально наблюдает, причем видит его насквозь и прямо через закрытые веки. От этой мысли ему вдруг стало как-то не по себе и он поспешил отогнать её прочь. «Мы вместе, и это — самое главное».

Ганин поспешно отвернулся и направился к выходу из комнаты — он решил пойти прогуляться. «Туманное утро — самое подходящее время для конной прогулки, — подумал он. — Оно так бодрит и освежает!». Ганин обулся и положил уже ладонь на дверную ручку, как вдруг, как бы невзначай, его взгляд остановился на портрете. Однако он, на удивление, не произвел на него какого-то особенного впечатления, как это всегда было раньше. У Ганина не возникло желания приблизиться к нему, поцеловать его, поговорить с ним. Краски на портрете как-то поблекли, изображенная на нем девушка стала какой-то серой, малопривлекательной, неживой… Самый обыкновенный портрет, не больше и не меньше! «Ну и хорошо! В самом деле, зачем мне портрет, если у меня теперь — Снежа?» — Ганин беззвучно рассмеялся и бодро зашагал по коридору, насвистывая веселую мелодию. Спустившись в холл, он у самых дверей столкнулся со слугой. Это был немного мелковатый малый с зелеными, прямо-таки кошачьими глазами, тоненькими усиками и белоснежными крупными зубами с сильно выдающимися клыками — все эти черты придавали его лицу несколько хищное и в то же время хитрое выражение. Он был одет в костюм для верховой езды, на ногах — сапоги со шпорами, а руки его поигрывали арапником. «Кот в сапогах», — почему-то подумалось Ганину, и он с трудом сдержался от того, чтобы не усмехнуться, но вовремя остановился, решив, что это будет не совсем вежливо.

— Не хотите ли освежиться на воздухе, милорд? Предлагаю конную прогулку! Здешние хозяева обожали после ночного кутежа галопом по туману — и-э-э-э-э-х! — прокатиться с ветерком! — и зеленоглазый парень заговорщицки подмигнул.

— Ну, какой я милорд… — смущенно проговорил Ганин, разводя руками. — Я…