Врата Обелиска

Собеседник сразу же цыкает на него. Ты устремляешь взгляд на отдаленную группу людей, пытающихся тянуть ведра с рудой по пещере при помощи направляемого троса, так что когда молодой человек оглядывается, ты не смотришь на него. Но ты запоминаешь.

Прошла уже неделя после инцидента с жуками-кипячами, а тянулась она как месяц. Ты не то чтобы утратила ход дней и ночей. Отчасти эта странная растяжимость времени вызвана потерей Нэссун, а вместе с ней и цели. Без этой цели ты ощущаешь нечто вроде истощения и неприкаянности, никчемность – как стрелка компаса Зимой Блужданий. Ты решила попытаться прижиться, перенаправив свое сознание, испытывая свои новые границы, но это мало помогает. Жеода Кастримы обманывает как твое чувство пространства, так и времени. Она ощущается суматошной, когда ты стоишь у одной из ее стен, откуда вид на противоположную стену заслонен десятком острых пересекающихся кварцевых колонн. Она ощущается пустой, когда ты проходишь целые кристаллы с незанятыми жилищами и понимаешь, что это место создано, чтобы вмещать куда больше людей, чем сейчас. Торговая точка наверху была меньше, чем Тиримо, – и все же ты начинаешь осознавать, что усилия Юкки по призыву людей в Кастриму были чрезвычайно успешны. Как минимум половина народу, с которым ты встречаешься в общине, новички, как и ты. (Немудрено, что ей хочется иметь новых людей в своем сделанном наспех консультативном совете; новизна тут коллективная черта.) Ты встречаешь нервного металлориста и трех резчиков, которые вовсе не похожи на Джиджу, биоместа, который работает вместе с Лерной два дня в неделю, и женщину, которая прежде зарабатывала на жизнь, продавая искусные кожаные изделия для подарков, а теперь она целыми днями дубит кожи, которые приносят Охотники.

Некоторые из новичков ходят с кислым видом, поскольку, как и Лерна, они не собирались оставаться в Кастриме. Юкка или кто-то еще сочли их полезными для общины, которая прежде состояла лишь из торговцев и горняков, а значит, их путешествию конец. Некоторые из них, однако, с откровенным рвением готовы вкладывать свой труд в общину и защищать ее. Это те, кому некуда идти, их общины разрушены Разломом или афтершоками. Не у всех из них есть полезные умения. Как правило, они молоды, что имеет значение, поскольку большинство общин не принимают пожилых или больных во время Зимы, если те не обладают какими-то желательными умениями – и поскольку, как ты узнала из разговоров с ними, Юкка задает всем новоприбывшим один весьма специфический вопрос: вы готовы жить в одной общине с орогенами? Тех, кто отвечает «да», впускают. И как правило, те, кто так отвечает, молоды.

(Тем, кто говорит «нет», как ты без вопросов понимаешь, не позволяют идти своим путем, чтобы потом, возможно, присоединиться к другим общинам или бандам неприкаянных, чтобы напасть на общину, открыто принимающую орогенов. Неподалеку с подветренной стороны вроде есть подходящий гипсовый карьер. Помогает к тому же отвлекать падальщиков от верхней Кастримы.)

А еще тут есть местные уроженцы – народ, живший в Кастриме задолго до начала Зимы. Многие из них не рады всем этим нововведениям, хотя все понимают, что общине не выжить в прежнем виде. Она просто слишком мала. До Лерны у них не было врача, только мужчина, который был и акушером, и полевым хирургом, и вдобавок к основной работе ветеринаром. И у них было лишь два орогена – Юкка и Каттер, хотя, похоже, никто не был уверен в орогении Каттера до начала Пятого времени года – эту историю тебе хотелось бы когда-нибудь услышать. Без орогенов нижняя Кастрима стала бы смертельной ловушкой, что заставляет большинство местных уроженцев с неохотой, но принимать усилия Юкки по привлечению большего количества таких, как она. Старые кастримиты смотрят на тебя с подозрением, но хорошо то, что они и на всех новичков так смотрят. Их беспокоит не то, что ты ороген. Их беспокоит то, что ты еще не доказала своей пользы.

(Удивительно, как это воодушевляет. То, что тебя судят по твоим делам, а не по тому, кто ты есть.)

В последнее время ты по утрам вместе с рабочим нарядом поливала сады: опрыскивала водой семена на подстилках из мокрой ткани, затем перемещала ростки в корыта с водой и химикатами, произведенными биоместами, чтобы растения росли. Это успокаивающая работа и напоминает тебе твои домашние зеленые зоны в Тиримо. (Уке сидит среди съедобных папоротников, корчит рожицы, сует в рот пригоршню грязи раньше, чем ты успеваешь его остановить. Ты улыбаешься воспоминанию прежде, чем твое лицо снова становится пустым от боли. Ты все еще не можешь улыбаться от воспоминаний о Корунде, которым десять – нет, уже одиннадцать лет.)