Врата Обелиска

Нэссун сидит на бревне неподалеку – проверив его тщательно на предмет насекомых и прочих тварей, которые после начала Зимы могли стать агрессивными. (Нэссун научилась обращаться с природой и своим отцом с одинаковой осторожностью.) Она смотрит, как Джиджа ходит взад-вперед, то и дело останавливаясь, чтобы пнуть одну из резко поднимающихся от земли лент. Ругается под нос. Ему понадобится время, чтобы смириться с тем, что должно быть сделано.

Наконец он оборачивается к ней:

– Ты можешь это сделать?

Она встает. Он пятится, словно испуганный этим внезапным движением, затем останавливается и зло смотрит на нее. Она просто стоит, позволяя ему видеть, как ей больно, что он так ее боится.

Мышцы его лица расслабляются; часть его гнева переходит в досаду. (Только часть.)

– Тебе придется ради этого убить весь этот лес?

О. Теперь она отчасти понимает его беспокойство. Это первое зеленое место, которое они увидели за год.

– Нет, папа, – говорит она. – Тут есть вулкан.

Она показывает себе под ноги. Он снова вздрагивает, глядя на землю с той же неприкрытой ненавистью, с которой иногда взглядывал на нее. Но ненавидеть Отца-Землю так же бесполезно, как желать, чтобы Зима закончилась. Он глубоко вздыхает, открывает рот, и Нэссун ждет, что он скажет – все в порядке, и уже начинает изображать улыбку, которая нужна ему для успокоения. И их застает врасплох громкий щелчок, эхом раскатывающийся по окружающему их лесу, от которого вспархивает стайка птиц, о наличии которых здесь она и не подозревала. Что-то врезается в землю поблизости, заставляя Нэссун моргнуть от слабого эха удара в местном пласте. Что-то маленькое, но бьющее с силой. А затем Джиджа вопит от боли.

Нэссун тут же цепенеет, реагируя на страх. Мамино обучение. Однако за последний год кое-что из этого утеряно, и хотя она успокаивается, она все-таки погружает сознание в землю – всего на несколько футов, но все же. Но она цепенеет не только от этого, увидев тяжелый, громадный зазубренный металлический наконечник, пронзивший икру ее отца.

– Папа!

Джиджа падает на колено, вцепившись в ногу, и сквозь его стиснутые зубы слышится не то чтобы крик, но тем не менее звук боли. Эта штука здоровая – длиной в несколько футов и два дюйма в сечении. Она видит, как она раздирает плоть на своем ужасном пути. Наконечник вонзается в землю по ту сторону ноги, пригвоздив его к месту. Это гарпун, не арбалетный болт. К его концу даже присоединена тонкая цепь.

Цепь? Нэссун оборачивается, следуя за ней взглядом. Кто-то держит эту цепь. Она слышит топот ног в ближнем пласте, хруст листьев. Быстрые тени мелькают мимо древесных стволов и исчезают; она слышит крик на каком-то арктическом языке, который она слышала прежде, но не знает. Бандиты. Идут. Она снова смотрит на папу, который пытается дышать глубже. Он бледен. Столько крови. Но он смотрит на нее снизу вверх широко раскрытыми и побелевшими от боли глазами, и внезапно она вспоминает общину, в которой люди напали на них, общину, которую она заморозила, и как он потом смотрел на нее.

Бандиты. Убить их. Она знает, что должна. Иначе они убьют ее.

Но ее отцу нужна маленькая девочка, а не зверь.

Она смотрит и тяжело дышит, и не может перестать смотреть, не может думать, не может действовать, ничего не может, кроме как стоять и дышать до головокружения, разрываясь между необходимостью выжить и желанием быть дочерью.

Затем кто-то спрыгивает с гребня лавового потока, с одной каменной ленты на другую со скоростью и ловкостью, от которой Нэссун не может оторвать глаз. Никто такого не может. Но мужчина в приседе приземляется на щебенчатую почву у подножия гребня с тяжелым, зловещим ударом. Он крепко сложен. Она видит, что он крупный, несмотря на то что он припал к земле и чуть привстал, не сводя взгляда с чего-то среди деревьев за спиной у Нэссун. Он вытаскивает длинный, мерзкий стеклянный кинжал. (И почему-то удар от его приземления не отдается дрожью в ее чувствах. Что это значит? И тут еще… Она мотает головой, думая, что это насекомое, но это странное жужжание – ощущение, не звук.)

Затем мужчина срывается с места и бежит прямо в кусты, топая по земле с такой силой, что оставляет за собой облачка пыли. Нэссун разевает рот, когда поворачивается, чтобы следить за ним взглядом, теряет его след в зарослях, но там снова слышны крики на этом языке – и затем, в том направлении, куда побежал мужчина, слышится тихий гортанный звук, словно кто-то отреагировал на тяжелый удар. Люди среди деревьев останавливаются. Нэссун видит арктическую женщину, замершую на чистом пятачке между переплетением лоз и старым выщербленным валуном. Женщина оборачивается, набирает воздуха, чтобы окликнуть кого-то, и мужчина почти мазком появляется позади нее и бьет ее в спину. Нет, нет, этот нож… Он исчезает прежде, чем женщина падает. Жестокость и быстрота его атаки поражает.