– Напротив, друг мой, я верю, что рассказ этого человека правдив во всех отношениях и, хотя ты, возможно, еще не признаешь этого, имеет теснейшую связь с вопросами, с которыми мы теперь столкнулись.
Великий Царь указал на Свой походный трон, стоявший, озаряемый светильниками, под сводом шатра.
– Ты видишь это кресло, друг мой? Ни один смертный не может быть более одинок и более оторван от всех, чем Тот, кто сидит на нем. Ты не можешь понять этого, Мардоний. И никто не может – из тех, кто не сидел там. Подумай: кому из приходящих к Нему царь может довериться? Кто входит к Нему без какого-то тайного желания, страсти, печали или требования, которые он скрывает со всей хитростью и коварством? Кто скажет перед Царем правду? Люди обращаются к Нему или в страхе за то, что Он может отнять, или в жадности к тому, что Он может пожаловать. Никто не приходит к Нему, кроме просителей. О том, что у Него на сердце, льстец не скажет вслух, но скроет это под плащом лицемерия. Каждый голос клянется в верности, каждое сердце выказывает любовь, и Царственный Слушатель должен все прощупывать и пробовать на зуб, как торговец на базаре, выискивая тончайшие признаки предательства и обмана. Как оно утомляет! Собственные царские жены шепчут ему нежные слова в темноте Его спальни. А любят ли они Его? Откуда Ему знать это, когда он видит, как истинную страсть они тратят на заговоры и интриги в пользу своих детей или в каких-то собственных тайных целях. Никто не говорит Царю всей правды, даже Его собственный брат – и даже ты, мой друг и родственник.
Мардоний поспешил опровергнуть это, но Великий Царь с улыбкой прервал его:
– Из всех, кто приходит ко мне, лишь один человек, я полагаю, говорит без какого-либо желания извлечь из этого выгоду. Это тот грек. Ты не понимаешь его, Мардоний. Его сердце жаждет лишь одного: воссоединиться с братьями по оружию в подземном царстве. Даже его страсть рассказать свою историю вторична: это обязанность, возложенная на него одним из его богов, и она для него – бремя и проклятие. Ему ничего не нужно от меня. Нет, друг мой, слова грека не огорчают и не беспокоят меня. Для меня они радость. Отдохновение.
Встав, Великий Царь двинулся мимо стоящих на страже Бессмертных, чтобы посмотреть на горящиё снаружи костры.